Мы пользуемся благами обширного интеллектуального наследия, и, если бы нам пришлось начать с чистого листа, если бы все накопленное предками знание вдруг исчезло, мы остались бы у разбитого корыта. Карл Поппер говорил: «Начни мы с Адама [со сравнительно небольшого объема знаний древних людей], мы продвинулись бы не дальше Адама» [293].
Но теории, претендующие на то, что они объемлют весь мир и всегда верны, теории, не опровергнутые лишь потому, что их поддерживают власти, – совсем другое дело. Именно такие идеи – и представление о том, что они священны, – особо опасны. Научный метод состоит в том, чтобы раздвигать границы наших знаний путем проб и ошибок.
Вспомним о том, как Галилей опроверг теорию Аристотеля, по которой тяжелые объекты падают быстрее, чем легкие (предание гласит, что Галилей провел эксперимент, сбросив шары с Пизанской башни). Это важнейшее открытие показало, каким прекрасным бывает опровержение заблуждения. Лишь один управляемый эксперимент отменил идеи едва ли не самого уважаемого интеллектуала в истории – и подготовил почву для новых ответов, новых проблем и новых открытий [294].
Однако битва между двумя концепциями мира – одна навязывалась сверху, другая пробивалась путем открытий снизу – продолжала бушевать. При помощи только что изобретенного телескопа Галилей открыл фазы Венеры и горы на Луне – и предположил, что центром Вселенной является не Земля, а Солнце.
В то время теория, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца, считалась противоречащей Писанию. Псалом 92 утверждает, что «…вселенная тверда, не подвигнется». Псалом 103 говорит, что [Господь] «…поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки». А Екклесиаст (1: 5) говорит: «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит».
Но когда Галилей пригласил христианских богословов посмотреть в его телескоп и убедиться в том, что он, Галилей, прав, те решительно отказались. Они не желали сталкиваться с фактами, которые противоречат геоцентрическому взгляду на Вселенную. Трудно вообразить более откровенный пример когнитивного диссонанса. Богословы попросту закрыли глаза на истину.
В письме немецкому математику Иоганну Кеплеру Галилей писал:
«Посмеемся, мой Кеплер, великой глупости людской. Что сказать о первых философах здешней гимназии, которые с каким-то упорством аспида, несмотря на тысячекратное приглашение, не хотели даже взглянуть ни на планеты, ни на Луну, ни на телескоп. Поистине, как у того нет ушей, так и у этих глаза закрыты для света истины».
В итоге Галилея вынудили отречься от его взглядов, но не научными аргументами, а грубой силой. Он предстал перед инквизицией, был найден «подозреваемым в ереси» и получил предписание «отречься, проклясть и презреть» свои научные представления. Галилею вынесли формальный приговор, и остаток жизни он провел под домашним арестом.
Согласно популярной легенде, Галилей, отрекаясь, пробормотал: «И все-таки она вертится».
Этот короткий экскурс в историю науки показывает, что основные положения нашей книги отражены в ряде самых существенных тенденций истории. Религия формировала фиксированное мышление о природе вещей. Знание спускалось сверху, а не появлялось в результате обучения на ошибках. Потому прогресс был столь медленным на протяжении веков.
Вернемся к здравоохранению, где когнитивный диссонанс особенно глубок. Мы видели, что он проявляется разными способами, и один из них – свойственное медицинской культуре предположение о непогрешимости врачей. Стоит ли удивляться тому, что врачам так сложно учиться на своих ошибках и адаптироваться? Нужно заметить, что неспособность врачей признаться в своих промахах и слабостях, да и вообще согласиться с тем, что они могут ошибаться, иногда называют комплексом Бога.
Почти религиозный дух непогрешимости присущ и системе уголовного правосудия, особенно когда речь заходит о судебных ошибках. Мы уже цитировали одного окружного прокурора: «Невиновных не осуждают. Об этом не беспокойтесь… Это физически невозможно» [295]. Если система уже совершенна, зачем ее реформировать?
Наука в лучших своих проявлениях подходит к делу по-другому: считается, что мы по-прежнему многого не знаем, что истина нам пока не открылась. Философ Хилари Патнэм утверждает: «Разница между наукой и предшествующими ей методами поиска истины состоит в основном в том, что ученые готовы проверять свои идеи, не считая их непогрешимыми… Вы должны задавать природе вопросы и быть готовыми изменить свои представления, если те не работают» [296].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу