Светлана Моторина - Травля - со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли

Обещания директора выполнены не были, ситуация ухудшалась. Ярослав стал очень нервным, появились тики. Весь второй класс наш мальчик болел: неделю учился, две сидел дома – так протестовал его организм. Весной к травле присоединились все девочки класса. И та, которую Ярослав защищал, и та, чья мама Оксана была самым верным моим союзником. Не стоит обвинять этих детей: все откликнулись на зов: «Ату его!» Они называли Ярослава придурком, странным, а когда мамы спрашивали – почему, объяснений не находилось. Просто так считали все.

В мае произошли события, которые переполнили чашу нашего терпения. Однажды Ярослав пришел из школы в слезах. Рассказал, что над ним снова издевались: заталкивали в женский туалет; ну, к этому он уже был почти привычен. А потом позвали к дереву, сказали, что там есть цветок, его надо понюхать. Наш маленький принц пошел и понюхал. Это были птичьи экскременты. Услышав это, моя мама позвонила Марьиванне. Та устало сообщила, что ничего сделать не может. Однако на следующий день она провела в классе разбор ситуации, после чего объявила, что дети так играли, а Ярославу все показалось. Сын так и сказал: «Мама, мне все объяснили. Оказывается, я неправильно понял. Это они так играли. И еще учительница меня отругала за то, что я все дома рассказал, расстроил маму и бабушку». Мой ребенок чувствовал себя кругом виноватым: и понял все не так, да еще и разволновал родных.

Тут я не выдержала и закричала, что это вранье, которому нельзя верить. Он никого не расстроил, это они нас всех расстроили. И рассказывать надо, и это никакая не игра. Он слушал, а потом произнес: «Лучше бы меня вообще не было. Все проблемы из-за меня».

Эти слова прозвучали как набат. Муж пошел к директору центра, потребовал перевода в другой класс. Место тут же нашлось. Как мы позже выяснили, перевод в ситуациях буллинга не приветствуется, так как это минус учителю, а значит, минус рейтинговой школе.

На следующий день я пошла знакомиться с новой учительницей и оказалась первой, кто сообщил ей о переводе. Роза Марковна настолько не верила в возможность перевода, что даже после решения руководства ничего ей не сказала. Учительница смотрела на меня огромными от испуга глазами: наша фамилия была на слуху, о нашем терроре и мучениях Марьиванны в школе ходили легенды. Я понимаю этого педагога: она была уверена, что через месяц учебы мы начнем писать кляузы, скандалить и настраивать против нее родителей. С трудом я уговорила ее посмотреть на Ярослава и вскоре привела сына.

Он страшно боялся, категорически не хотел никуда переходить и был уверен, что в новом классе начнется то же самое. Вторая учительница перекинулась с моим сыном парой слов, а когда он вышел, сочувственно сказала мне: «Боже, какой травмированный ребенок. Конечно, я его возьму, его спасать надо».

У нас началась новая жизнь. Летом мы отправили Ярослава в лагерь в Америку, где он оказался единственным иностранцем из 400 человек. Мы хотели доказать ему, что он не плохой и не странный, что он запросто войдет в новый коллектив даже в другой стране. И он справился. Эта поездка дала сыну уверенность в себе. Также он занимался с психологом, мы вместе читали сказки, «отрабатывающие» школьные конфликты. А главное, уже в первую неделю сентября он понял, что существуют совершенно другие учителя и другие отношения между одноклассниками и у него все будет хорошо.

В его новом классе были четкие правила, и они выполнялись. Учительница была строгой, но даже в самых сложных ситуациях она никогда не говорила: «Я ничего не могу сделать». А еще с самого первого дня она настроила всех мальчиков класса (а это были в основном довольно крупные девятилетки), чтобы они вставали стеной за Ярослава, если увидят хоть малейший намек на его травлю. И они это делали. На совместных обедах и прогулках учительница всегда следила за нашим бывшим классом и пресекала любые попытки стычек. Через месяц она призналась мне, что после наблюдений за нашими бывшими одноклассниками ей многое стало понятно, и многое, да почти все, преподносилось администрацией школы совершенно не так, как было на самом деле. Интервью с этим педагогом, открывшим нашему сыну новый мир отношений, есть в этой книге. Надо сказать, кроме нее ни один учитель на это не пошел и не отозвался на мой пост в социальных сетях.

Уже в начале третьего класса Ярослав полностью восстановился. Травля сошла на нет, а если абьюзер из прежнего класса и пытался в своей обычной манере крикнуть что-то обидное, Ярослава это уже не задевало. Он чувствовал поддержку ребят и новой учительницы, перестал быть скрюченным затравленным зверьком. Он стал смеяться и шутить как раньше, выпрямился, почувствовал себя свободно, снова принялся рисовать, сочинять. Его картины стали ярче, музыка веселее, стихи – жизнеутверждающими. Я же долго не могла привыкнуть к тому, что с учителем можно общаться, а мои звонки не воспринимаются как террор. Более того, в большинстве случаев учительница звонила мне сама, чтобы обсудить, как проходит адаптация моего сына.