Пол Салливан - Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире

Я рос в бедности, и я лучше других детей из среднего и высшего среднего класса знал, что лучше иметь больше денег, чем меньше. Но я не считал, что я должен стать одним из тех, против кого протестуют. Ими могли бы стать некоторые из родителей детей в дошкольной группе, в которую ходила моя дочь, вроде одного из отцов, который хвалился другому отцу тем, что он взял отпуск на неделю для того, чтобы поохотиться на пум в Аргентине – сразу после того, как сказал, что развернул площадку для гольфа на лужайке за своим прибрежным домом. Он был среди Одного Процента, или, возможно, среди десятой части Одного Процента. И все же тот факт, что моя дочь когда-то ходила в школу, в которую ходил сын охотника на пум – выстраивающего площадки для гольфа менеджера хедж-фонда, кое-что говорит о том, как мы жили, – а жили мы среди богатейших людей, некоторые из которых могли также быть состоятельны. Я к этому нормально отношусь. Такая жизнь дает куда больше преимуществ по сравнению с тем, как я рос. Во-первых, безопаснее находиться на улицах. Дома, несмотря на то что они большие и их дороже отапливать, куда более привлекательны. Летом, когда деревья покрываются листвой, я не вижу своих соседей, и поскольку никто не косит свои лужайки, мои выходные проходят в тишине. Школы высшего класса. И у всех нас в распоряжении 700 каналов кабельного телевидения. Гигантский недостаток всего этого состоит в том, что так не живет большая часть населения страны – и мира. Я беспокоюсь не за себя или свою жену, а за наших детей. В детстве я подозревал, что мир – это не только кошмар, подобный Лудлоу, Массачусетс, но неужели они вырастут, думая, что все так же радужно, как в Фэрфилд Каунти? [2]

Когда я отходил от дня, проведенного с Tiger 21, мне не давало покоя то, что в шутках и разговорах с членами Tiger 21 я понял, что, несмотря на все их деньги, они не были в состоянии более высокой финансовой защищенности, чем большинство людей, которых я знаю. Во многом они были даже меньше финансово защищены, что, возможно, исходило из того, что они видели, как их не менее (и даже более) одаренные друзья добиваются меньшего, или из-за того, что они не добились успеха в других видах бизнеса на пути к своему состоянию. Поэтому у них были спорные вопросы. Я восхищался этим. Вместо того чтобы быть чрезмерно уверенными из-за тех многочисленных побед, которые они пережили, они искали консультаций: они не хотели, чтобы у них отобрали их заработанные деньги, и они не хотели, чтобы их дети все испортили. Почему все остальные не рассуждали так же? Почему мы говорим о совете о покупке акций, который мы получили от друга, так, будто мы хвастаемся (или лжем) о сексе в университете? Почему мы не просчитываем то, что нам понадобится в жизни? Почему мы не думаем о преимуществах образования и опасностях самообмана в отношении уровня безопасности, финансовой стабильности и чего-либо еще? Возможно, члены Tiger 21 задавали самим себе наводящие вопросы и принимали неудобные ответы. Они не прятались от того, чего не знали. Конечно, обратной стороной этого было то, что, если они задавали себе – людям, заработавшим десятки, если не сотни, миллионов долларов, – элементарные вопросы о благотворительности и о том, как им растить своих детей – с лучшими консультантами, которых можно получить за деньги, – была ли надежда для кого-то еще?

Неудовлетворительный ответ состоит в том, что раз на раз не приходится. Центр благосостояния и благотворительности Бостонского колледжа (Boston College’s Center on Wealth and Philanthropy) провел опрос среди богатейших людей с целью выяснить, как они думают о деньгах и как о них думают обычные люди. Это исследование проникает в самую суть проблем, связанных с состоятельностью: подобно сексу, она может сделать нас счастливыми, но также может доставить массу неприятностей. О деньгах может быть очень непросто говорить с друзьями, возможно, труднее, чем о сексе, и точно труднее, чем о болезнях. Даже люди со здоровым отношением к деньгам могут испытывать трудности в том, чтобы понять, богаты они или состоятельны. Пол Шервиш, глава Центра благосостояния и благотворительности, нашел прямую корреляцию между тем, что люди думают о своем финансовом положении, и их готовностью отдавать. Это не было пустым числом; оно выражало их видение того, что у них есть. До финансового кризиса показатель вложений в благотворительность был сильно выше у тех, чей доход был выше $300 000. Семьи с показателем меньше $300 000 – то есть почти все, кто не состоит в Одном Проценте, отдавали 2,3 процента своей прибыли; семьи, зарабатывающие больше, отдавали 4,4 %. Одно из заключений, основанных на этой закономерности, состоит в том, что люди, чей заработок позволяет им находиться среди одного процента самых богатых, чаще чувствуют уверенность в своем финансовом благополучии. В то же время в другом исследовании Шервиш спрашивал респондентов, каково количество денег, которое даст им уверенность в собственной финансовой стабильности: средний ответ был около $20 миллионов. Другими словами, чувство состоятельности для всех разное.