Михаил Кожуров - Йоч. Бизнес с подсознанием

Тогда Егоров задумался о природе своих страданий. Ему уже попадались в руки буддистские тексты, которые сначала воспринимались как занятная философия и не более. Но собственный жизненный опыт показывал, что это ни хрена не философия, а конкретное руководство к действию, и каждый день это доказывал. Будда был прав: ум рождал мысли, мысли несли беспокойство. И лишь проблему Саши буддистские трактаты никак не могли одолеть. В теории все выглядело гладко. А на практике? Перестать думать? Допустим. А как учиться? В этом тупике он блуждал пару месяцев, костеря Будду и все его восточное разводилово.

А потом Егорову приснился странный сон. В ночном сосновом лесу он шел к горевшему вдали костру. У огня на поляне сидели трое мужчин в одинаковых белых тогах. Один был азиат с круглым молодым лицом и достаточно пухлым телом. Второй выглядел скорее европейцем или жителем Ближнего Востока – тоже молод, но сух и подтянут, с маленькой опрятной бородкой. Третий больше походил на араба, но со светлой кожей, широкими плечами и черными жгучими глазами. Блики огня зеркально отражались на белоснежных тогах, создавая впечатление будто пламя и является тканью их одежд. Сам огонь тоже был странным – он ни от чего не горел, а просто висел в паре сантиметров над землей, не трогая сухие хвойные иголки лесной подстилки и редкую молодую зелень, пробивавшуюся сквозь нее. Костер не давал дыма и почти не производил тепла: его языки состояли из нескольких переплетенных маленьких ярких радуг, переливающихся одна в другую.

«Чего ты хочешь?» – раздался вопрос. Но его обозначали не слова, а молчание мужчин. Вадима такой способ общения не удивил, как не удивляет человека вся белиберда, что происходит с ним во сне. Одновременно он ощутил забытое детское чувство сказки и ожидание близкого чуда от золотой рыбки. Правда, в его случае рыбка оказалась скупердяйкой и была готова удовлетворить только одно желание вместо трех. Но куда деваются все желания, если у человека болит зуб? А если представить, что этот зуб находится прямо в сердце, то единственное, о чем можно мечтать – это как извлечь его оттуда.

«Мне очень плохо. Девушка, которую я люблю, совсем равнодушна ко мне. А я ни о чем не могу думать кроме нее. Что мне делать? Как избавиться от этого чувства?» – спросил Вадик, уже начиная рыдать. Почему-то ему казалось, что перед этой троицей не нужно скрывать свои слабости, а скорее наоборот – признать их. Не то чтобы он их боялся – скорее здесь нужна была откровенность, как перед доктором, чем лукавство среди торговцев. Одновременно Вадик чувствовал, что просить о том, чтобы Саша в него влюбилась, тоже не стоит. Это как попросить о краже. Все равно не разрешат, а мнение о себе испортишь. От его слов, а вернее, мыслей, костер слегка потускнел и сжался. Совершенно непонятным образом Егоров понимал некую взаимосвязь между этой троицей, костром и собой.

«То, что мы есть сегодня, – следствие наших вчерашних мыслей, а сегодняшние мысли создают завтрашнюю жизнь, – раздался в голове голос азиата. – Счастье – это не удачное сочетание внешних обстоятельств, это состояние вашего ума».

Костер вспыхнул с новой силой. И краски радуг наполнились каким-то невероятно ярким люминесцентным свечением.

«Женщины созданы слабыми и беззащитными. Побеждайте их слабость своим молчанием», – продолжил араб.

Пламя рывком взметнулось вверх, потом чуть спустилось обратно и расширилось у земли так, что уже касалось всех троих. Одежды слились с огнем и перестали существовать. Казалось, что их и не было никогда. В радужном вихре остались висеть только головы, но и с ними произошли метаморфозы. Теперь на их месте сияли три солнца.

«Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную», – сказало солнце европейца.

Полыхнуло так, что Вадик зажмурился и проснулся. Он долго лежал, пытаясь вспомнить слова. Получалось с трудом – сон уносил их за собой. Подлейшая особенность ума – забывать большую часть снов, проявляла себя во всей красе. И тут его осенило.

«Не нужно перестать думать совсем, нужно перестать думать о Саше! Конечно, азиат говорил именно об этом. Если мысли создают новый день, то пусть в нем не будет Саши. И араб прав: молчание ума побеждает. А европеец предлагает заместить мысли о ней размышлениями о чем-то другом. Жаль, что не договорили. Что-то важное было в его словах».