Михаил Кожуров - Йоч. Бизнес с подсознанием

Второй раз оказаться отвергнутым было мучительно, но уже не фатально. Да, формально объяснений не состоялось, но и так было все понятно. Унижающему «нет» не стоило звучать, даже несмотря на отчаянно бьющуюся об него лбом надежду. Егоров уже знал, какие войска вводить на внезапно оголившемся душевном фронте, и держал удар. Пехота по уши зарывалась в глубокие окопы, готовясь к позиционным боям и ожидая подвоза секретного супероружия, в штабе приютилась надежда со своим «мы еще всем им покажем».

Вадик неожиданно вспомнил и переосмыслил наставления Мигеля о том, что успех любого общения заключается в умении сконцентрировать на себе внимание. Кубинец добивался его путем влажных тропических комплиментов. Но вместе с тем выяснилась одна странная деталь – девушкам необязательно говорить комплименты и пытаться понравиться, как учил Мигель.

Для последователей Че Гевары меркантильные представления пока еще были чужды, и количество бумаги, разукрашенной водными знаками в твоем кармане, не имело решающего значения для любовной атаки. Каждый человек в их системе ценностей воспринимался прямо и без ограничений финансового фильтра ума. Поэтому комплименты Мигеля всегда точно ложились в голову любой кубинки. Чего нельзя было сказать о юных россиянках, в оценках которых все большее место занимало финансовое положение кавалера. Вадик не попадал в их целевую аудиторию. Он по-прежнему оставался самым бедным студентом факультета, даже несмотря на дополнительный заработок. Да, карманных денег у него стало больше, чем у 95 % студентов благодаря трем работам, но за этими средствами больше ничего не имелось – ни состоятельных родителей, ни своей квартиры в городе, ни перспектив жизни в нем.

Совместная жизнь с Егоровым сулила нищенское существование в деревенском захолустье, ибо жить было больше негде и не на что. Советская поговорка – «хочешь быть женой генерала, выходи за лейтенанта» – уже мало кого впечатляла. В случае Егорова замуж приходилось идти вообще за рядового. На такое мало кто отваживался. Поэтому местные красавицы обходили Вадика стороной в надежде на более респектабельный вариант, а все наставления Мигеля пролетали мимо цели.

И тут оказалось, что внимание можно привлечь не только позитивом, но и грамотно расфасованным негативом. Егоров начал хамить жестко и целенаправленно. Не только Алене, а всем девушкам подряд. Болевых точек у слабого пола достаточно: подвергни любое из их достоинств сомнению, и ты наследишь в душе таким дерьмом, что тебя уж точно не забудут. Может, поэтому во все времена негодяи имели успех, хоть и временный. Как сказал впоследствии один знакомый дальнобойщик, женщины любят наглых и богатых, причем первое гораздо важнее второго. И Егоров, как мог, осваивал это правило: «О! Привет! Слушай, у тебя потрясающее платье. А вот это что за узор? Я пока ехал сюда в троллейбусе у двоих такое же видел, но так и не смог рассмотреть рисунок», «А ты умнее, чем о тебе говорят», «Ну, красотой ты мир не спасешь», «Ты слишком много говоришь для своего веса», «Так, ладно, пока. С тобой так приятно прощаться», «А как ты выглядишь без косметики? Я от страха не сдохну?»

Юноша давил на все комплексы грубо, беспринципно и беспощадно. И дело было не только в двух неудавшихся отношениях. Он оказался лузером в гораздо большем масштабе. Это был волчий вой по своей несостоятельности в новых экономических реалиях убитой Родины. Советское равенство и братство молниеносно отступали под нажимом новых ценностей капитализма, и он в этой системе координат находился на самой низшей ступени. Если бы не три его работы, то Егоров вообще не понимал бы, на что ему жить и помогать маме с бабушкой. В СССР его старания были ли бы поняты, хотя, может, и с сомнением оценены социумом. Все-таки работать на трех работах сильно попахивало аферой. Но новое мещанство судило о жизни по конкретным наличным, а не по отношениям с законом. Тогда это называлось практичностью.

Откровенно непрактичных дур на курсе не было, соответственно, весь женский состав старался решить вопрос личной жизни и материального благополучия одним ударом – браком с юношей из более-менее состоятельной семьи. В этих гонках Егорову не то что не было места, у него даже не было денег на входной билет на скачки на ипподроме семейного счастья. Но туда, куда нет возможности подняться на социальном лифте, оказалось можно подняться на психологическом.

– Вадь, а зачем тебе хамить? – спросил его как-то Костик. Они подружились в начале третьего курса, когда все поехали на картошку, а самые хитрые и проворные – в Астрахань на арбузы.