Макс Вальтер - Паразит

– Ой, да ладно нахуй, – отмахнулся тот, – Наиграются детишки и выйдем. Там погода гавно, мне и здесь ништяк.

– Закрывай, хули смотришь? – махнул рукой я и отправился вглубь заброшенного, Советского бункера.

Вскоре железная перегородка полностью отрезала звуки улицы и появились Диггеры с большим диодным фонарём. Андрей закрепил его на одной из стен и осмотревшись замер, уставившись на раздвинутые ноги Бони и то, что находилось между ними. Его подружка не упустила этот момент из виду, но комментировать не стала.

– Не обращайте внимания, – ухмыльнулся я снова усевшись на поддоне.

Новоприбывшие щёлкнули клавишей ещё одного фонаря и удалились осматривать нутро бункера. Но там особо не на что было смотреть, всё что было ценное, давно вынесли, остались только ободранные стены и кучи ненужного хлама. Единственное приключение, что можно было здесь найти, это кучу говна, бережно прикрытого газетой.

Мутный зашуршал чипсами и двинулся вместе с гостями осматривать помещение.

– Гля, Гера, – вскоре раздался его голос, – Тут аптечки есть. Бля, пустые уже, – через какое-то время добавил он.

Я ничего на это не ответил, оторвал кусок Краковской колбасы, хлеба и открыл бутылку «Пепси», жрать оказывается уже хотелось.

– Эй, придурошный, – крикнул я в темноту.

– Чё? – в один голос отозвались Андрей и Мутный, заставляя улыбнуться.

– А если я срать захочу? – прожевав поинтересовался я.

– Придётся определить для этого место, – ответил Андрей, – После ядерного удара можно выходить только через восемь дней. Самое главное не попасть под дождь, который начнётся в первые три часа.

– Сколько?! – чуть не подавился я, – Ты чё, в натуре ебанутый? Будешь нас тут восемь дней держать?

– Ну двери я вам теперь открыть не позволю, – спокойно заявил голос из темноты.

– Ебать денёк, – пробормотал я и откусил от колбасы большой кусок.

Вот только прожевать его и проглотить уже не успел – земля начала дрожать. Вначале мелко, затем всё сильнее и сильнее, пока на соседних поддонах не начала стонать Боня, думая что её пытаются разбудить.

Вскоре вибрация усилилась на столько, что реально стало жутко и кусок колбасы вывалился изо рта, а я вцепился в неструганные доски, будто они могут спасти мою жизнь.

Девичий крик и возня донеслись из глубины бункера, а затем всё стихло. Ненадолго, даже с мыслями собраться толком не получилось. Вскоре дрожь повторилась, а затем ещё и ещё, вот только интенсивность и сила этих колебаний уже были разные.

После пятого землетрясения, стало как-то морально проще и я продолжил жевать колбасу и хлеб, запивая всё это пепси, а вскоре появились и остальные.

– Хуясе, в одно жало точит сидит, – прокомментировал увиденное Мутный, – Там есть ещё?

– Угу, – отреагировал я, – Вон в том пакете.

– Я бы на вашем месте не стал так тратить продукты, – решил дать свой совет Андрей, – Из колбасы лучше суп варить, так больше выйдет, а храниться она может пару недель. Лучше вначале скоропортящийся продукт употребить…

– Иди нахуй, – прервал лекцию Мутный, – Жрать хочешь, или будешь мозги ебать?

– А, – махнул рукой парень, – Давай. Какая теперь разница.

– Ну, и чё нам теперь дальше делать? – уточнил я, – Чё ты там про восемь дней гнал?

– За это время успеют разложиться все самые агрессивные вещества, которые выделяются при ядерном распаде. Останутся только Цезий и Сторнций. Самое страшное это Йод сто тридцать один. Но за восемь дней его станет меньше в два раза. Вот кстати таблетки йода, его нужно каждый день принимать.

– Ебать задвигает, – захохотал Мутный, – Йодом раны мажут, что-то пока от этого никто не умер. Да и если он такой опасный, хули ты его нам жрать предлагаешь? Вот про Сторнций я слышал. Реально опасная хуйня, может третья нога вырасти.

– Это не тот Йод, – не согласился Андрей, – Тот, который образуется при ядерном взрыве очень опасный. Самое главное не допустить попадания радиации в организм. Лучше всего использовать защитную одежду и противогазы.

– Ну этого говна там навалом, – кивнул я в дальний конец бункера.

– И это нам большой бонус, – уверенно кивнул парень, – В общем самое страшное это пережить первый дождь, с ним выпадут основные частицы. Через восемь дней фон значительно снизится и можно будет выйти наружу.

– Ты уверен? – всё же заинтересовался Мутный, – Вон в Чернобыле до сих пор жить нельзя, а столько лет прошло.