Другой вариант – рефлексия журналиста над опытом, который естественным образом случается в его или ее жизни. Так устроена, например, книга классика американской нарративной журналистики Джоан Дидион The Year of Magical Thinking («Год магического мышления»), рассказывающая о том, как она переживала внезапную смерть мужа, – или текст Юлии Дудкиной [78]о том, как ее травили в школе и как она впоследствии нашла людей, которые это делали.
Ни в одном из упомянутых случаев личный опыт не становится единственным содержанием текста – в конце концов, журналистика тем и отличается от, например, блогинга, что умеет связывать конкретное с общим. Но в каждом из приведенных примеров личный опыт становится драматургическим двигателем текста, тянущим его за собой.
Событие
Помещение события в центр нарратива дает автору возможность относительно просто собрать сложную систему: событие работает как фундамент, не дающий ей осыпаться. Лонгрид может представлять собой полноценную реконструкцию события (например, «Школа» Кристофера Чиверса, главное, что было написано о Беслане [79]) или пользоваться им как своего рода основанием, из которого затем развертываются дополнительные сюжеты (например, текст Даниила Туровского о расстреле мирной демонстрации в Новочеркасске в 1962 году и его последствиях [80]).
Еще одна возможность – «командировочный» лонгрид: журналист погружается в некое происходящее здесь и сейчас событие, а затем в процессе работы над текстом связывает его с более широким контекстом. Это случается не так часто – просто потому, что такие события обычно требуют быстрой фиксации. Но все-таки случается – можно вспомнить, например, текст Саши Сулим о протестах против изменений границы с Чечней в Ингушетии [81]или текст о том, как Китай создал полицейское государство нового цифрового типа в Синьцзяне [82].
Информация
Разумеется, одна из задач журналистского текста – сообщить новую информацию. Однако далеко не всегда именно информация становится его центральным элементом, если угодно, панчем. Это – случай журналистских расследований, которые, как правило, драматически подводят читателя к ключевому факту, попутно объясняя последствия обнаруженного, а также рассказывая, как это удалось найти.
Мой редакторский опыт показывает, что журналисты-расследователи нередко скептически относятся к нарративу, считая, что выявленных ими фактов достаточно, а лишние эмоции ни к чему. Тем не менее ни один из этих людей не согласится просто предоставить читателям доступ к самим документам, голую фактуру, не собранную в связную конструкцию. А связная конструкция уже сама по себе является историей.
Примером такого рода текста может служить практически любое известное вам журналистское расследование. Вот пара примеров: текст Джона Каррейру в Wall Street Journal, похоронивший громкий медицинский стартап Theranos [83](из него выросла книга «Дурная кровь» [84]и фильм «Изобретатель»), и материал Светланы Рейтер, Андрея Сошникова и Тимура Кигурадзе о заказанном в даркнете убийстве московской следовательницы [85].
Проблема
Лонгриды, построенные от проблемы, – самый трудный тип, потому что точка тут стремительно начинает разрастаться до всей окружности, и вместе с тем – один из самых распространенных типов. Это, вероятно, связано с тем, как устроен процесс придумывания материалов, который слишком часто останавливается на широких вопросах без дальнейшей фокусировки. Как в России лечат рак? Как живут люди после выхода из тюрьмы? Как устроена работа с посттравматическим стрессовым расстройством? Все это – интересные вопросы, о которых может быть написан не один материал. Но каждому из вопросов нужна калибровка; попытка раскрыть в одном тексте всю проблему целиком легко может привести к провалу.
В этом случае текст обычно как бы «ощупывает» проблему, рассматривает ее с разных точек зрения – и чередует личные, человеческие сюжеты с более системными (например, экспертными и статистическими). Обычно у таких материалов много героев, каждый из которых как бы отвечает за один из аспектов сюжета; в идеале один из героев является сквозным для всего материала: его история как бы ведет нас по проблеме. Часто, впрочем, это не получается – и вести читателя приходится автору: либо с помощью композиционных связок, либо с помощью личного вторжения в текст (второе часто получается хуже).
Выстроить такую конструкцию, чтобы в ней не было дырок, – высший журналистский пилотаж. Таковы уже упомянутый текст Катерины Гордеевой о реабилитации суицидентов, ее же материал о том, с чем сталкиваются женщины, решившие в России обратиться в полицию с заявлением об изнасиловании [86], и многие репортажи Олеси Герасименко, например о букмекерском бизнесе и лудомании [87]или о микрокредитах [88].
Читать дальше