Диалог, хотя и требует значительных коммуникационных усилий, стал рассматриваться в качестве приемлемой альтернативы «модели дефицита» с конца 1990-х гг., по мере того как становилась очевидной обеспокоенность общества относительно ряда научных и технологических проблем и росла потребность непосредственного участия общественности в их обсуждении. Все больше было случаев, когда неэксперты или альтернативные эксперты активно участвовали в формировании направлений исследований в таких областях, как биомедицина. Все это привело к переосмыслению точного значения научной коммуникации в нескольких областях. Например, часто цитируемый доклад Специального комитета британской палаты лордов по науке и технике (2000 г.) отмечал пределы научной коммуникации, основанной на патерналистских, направленных сверху вниз, от науки к обществу, отношениях, и обнаруживал «новый тон диалога». Во многих странах и на общеевропейском уровне ключевые слова в финансовых и политических документах претерпели изменения: вместо «осведомленности общественности о достижениях науки » стали говорить об «участии граждан», «коммуникация» уступила место «диалогу», формулировка «наука и общество» изменилась на «наука в обществе » .
Переход от дефицита к диалогу остается распространенной концепцией, описывающей отношения науки и общества. Принято считать, что эти два подхода различны и один явно лучше другого. Переход к диалогу часто рассматривается как неоспоримый факт: о «повороте к диалогу» говорят как об исторической перемене, эффект которой сказался по всей Европе и в более широких масштабах (см. Philips et al. 2012). Концепция диалога и сходные с ней предлагаются и принимаются к исполнению куда чаще, чем модели, основанные на идее дефицита (по крайней мере в Европе, Австралазии и Северной Америке). Более пристальный взгляд, однако, обнаруживает более сложную картину: к примеру, парадоксальный случай в давно и прочно ассоциировавшейся с передовыми диалоговыми инициативами Дании, где тем не менее наблюдается противоположный тренд (Horst 2012).
Однако исследования и дискуссии последнего десятилетия не свободны от ноток скептицизма относительно масштабов и даже реальности перехода к диалогу. Ожидалось, например, что подходы на основе диалога будут эффективнее исправлять ситуацию с неосведомленностью публики. Утверждалось, что некоторые диалоговые методы не столь уж двусторонние, коммуникации, как правило, находятся под контролем инициировавших их научных или политических организаций, а граждане не могут всерьез влиять на результат (Bucchi 2009; Davies et al. 2008). Ведутся дискуссии о возможностях и плюсах диалога, ориентированного не на конкретные информационные или политические цели, а на процесс участия как таковой (Davies et al. 2008). В такой все шире распространяющейся форме научной коммуникации, как научные кафе, посетителей порой больше интересует само общение, чем получаемые знания.
Вовлеченность – во многих странах этот термин преобладает при описании широкого спектра научно-общественных практик в политическом, образовательном, информационном и развлекательном контекстах [2] Эти виды деятельности обозначают зонтичным термином science-in-society – «наука в обществе». – Прим. пер.
. Понятие вовлеченности может относиться к действиям и позициям как производителей знаний, так и различных секторов публики. Когда, например, ученые идут к людям, чтобы рассказать о своей работе, это называют «вовлечением общественности». Интерес и внимание широкой аудитории к научным исследованиям также называют «вовлечение (вовлеченность)» [3] Авторы в обоих случаях используют термин public engagement. – Прим. пер.
. В некоторых культурных контекстах, особенно в Британии, слово «вовлеченность» – фактически синоним общественной коммуникации, оно прочно утвердилось в таких устойчивых словосочетаниях, как «вовлеченность общественности в науку и технику», которое используется чаще, чем «информирование общественности о науке и технике» или «общественное понимание науки» [4] Используются термины engagement, public engagement with science and technology, public communication of science and technology и public understanding of science. – Прим. пер.
. Изменение словаря влечет за собой, даже неявно, переход к тому, что отношения между участниками процесса начинают восприниматься как более равноправные и активные.
Разные уровни и модусы участия рассматриваются, например, как нисходящие и восходящие (Wilsdon and Willis 2004); последнему предлагается уделять приоритетное внимание на том основании, что раннее участие широкой аудитории в дискуссии, а следовательно, в определении направления исследований, скорее всего, приведет к более удовлетворительному результату для всех участников процесса и будет способствовать доверию общества к знанию. В качестве примера запоздалого (нисходящего) вовлечения приводится случай с генно-модифицированными продуктами и растениями: во многих странах мира эта продукция была представлена как товар под ключ и встретила враждебную реакцию. В Европе ученые, власти и бизнесмены учли этот опыт, попытавшись обеспечить раннее (восходящее) вовлечение общественности в сферу нанотехнологий.
Читать дальше