Терри Пратчетт: Корона пастуха

Оно родилось в темноте Круглого моря; сперва оно было мягкой плавучей субстанцией, которую швыряют туда и обратно приливы и отливы. Затем оно вырастило себе раковину, хотя в его вертящемся, кувыркающемся мире обитали огромные существа, способные вскрыть эту раковину в мгновение ока. Тем не менее, оно выжило. Его маленькая жизнь могла бы течь так и дальше, пока опасности прибоя и другие плавучие субстанции не положили ей конец, если бы не лужа.

Это была теплая лужа, высоко на пляже, пополняемая редкими штормами, приходящими со стороны Пупа, и здесь существо жило среди существ еще меньших, и росло, пока не стало королем. Оно могло бы стать еще больше, если бы не жаркое лето, когда вода испарилась под яркими лучами солнца.

Маленькое существо погибло, но остался его панцирь, хранивший в себе зародыш чего-то острого. Следующий бурный прилив вынес его на литораль, где он и нашел приют, катаясь туда и обратно с галькой и щебнем под напором бурь.

За долгие века море обмелело и откатилось прочь, и колючая раковина давно погибшего существа оказалась погребенной под толстым слоем оболочек других погибших существ. И она лежала, храня глубоко внутри острое ядро, пока ее не нашел пастух, который пас свою отару на холмах, известных теперь как Мел. Он поднял странный предмет, за который зацепился его взгляд, и принялся вертеть его в руках. Шероховатый, но не бугристый, он так удобно ложился в ладонь. Слишком правильный, чтобы быть куском кремня, но все же внутри у него был кремень. Поверхность была серая, как камень, но смутно блестела золотом из-под серости. Пять отдельных гребней разделяли ее на равные полосы, вырастая из основания к вершине. Пастух и раньше видел похожие вещи, но эта, казалось, сама прыгнула к нему в руки.

Маленький кусочек отвалился от предмета, когда пастух крутил его так и этак, и ему почудилось, будто предмет пытается что-то сказать ему. Он понимал, что это глупо, к тому же, он еще не был пьян, и все же этот предмет словно бы заполнил собою весь мир. Пастух обозвал себя идиотом, но, тем не менее, забрал предмет с собой, чтобы показать своим приятелям в пабе.

— Смотрите, — сказал он. — На корону похоже.

Конечно, один из приятелей рассмеялся и сказал:

— На корону? Ну, и что ты будешь с ней делать? Ты же не король, Дэниел Болит.

Но пастух отнес находку домой и аккуратно спрятал в кухонный шкаф, где хранил вещи, которые ему нравились.

В конце концов, предмет был забыт и потерян для истории.

Но не для Болитов, которые хранили его и передавали из поколения в поколение…

Это был один из тех дней, которые потом бережно хранятся в памяти.

Тиффани стояла высоко на холмах у родительской фермы, и ей казалось, что отсюда она может видеть весь мир целиком. Воздух был кристально чист, и осенний ветер кружил сухие листья, которые ясени сбрасывали со своих ветвей, чтобы освободить место для молодой поросли будущей весны.

Ей всегда было интересно, почему деревья выросли здесь. Бабуля Болит рассказывала ей, что когда-то здесь была дорога, проложенная в те дни, когда низины еще были болотами. Бабуля говорила, что древние люди строили свои дома повыше, чтобы защититься от болот и от других людей, совершавших набеги и угонявших скот.

Возможно, они почувствовали себя в безопасности около старого круга из камней, который нашли неподалеку. Или они сами его соорудили? Никто не знал наверняка, откуда он взялся, но, даже если никто не верил, все знали, что некоторые вещи лучше оставить в покое. На всякий случай. В конце концов, даже если в нем и хранились какие-то тайны или сокровища, какая от них польза овцам? И хотя многие из камней лежали плашмя, что если под ними похоронен человек, который не хочет, чтобы его откопали? Если ты мертв, это еще не значит, что ты не можешь рассердиться, о нет.

Но сама Тиффани однажды использовала кое-какие камни, чтобы пройти сквозь портал в волшебную страну, решительно не похожую на ту, о которой она читала в Книге Добрых Сказок, и она знала, насколько реальной была опасность.

Сегодня, по некоторым причинам, она чувствовала необходимость приблизиться к камням. Как любая здравомыслящая ведьма, она носила тяжелые ботинки, в которых можно было пройти где угодно, — крепкие, практичные ботинки. Но они не могли помешать ей чувствовать землю, слышать, что земля говорит ей.