Владимир Пучков: Черти поневоле

Серый посмотрел на банку, валявшуюся в кустах, и ляпнул:

— Так то ж не вазелин вовсе! Это сметана!

— Не пори чушь, — разозлился шеф. — Нашел момент для прикола. Это крем от загара. Мне Толян сказал.

— Точняк, — подтвердил Толян, зеленея от страха. — Крем!

Серый хотел сказать, что сметану он перед поездкой купил у рыночной бабки специально для шашлыка, но смолчал. Шефа злить не стоило. Можно было и по зубам получить.

Между тем Эдик, чтобы унять боль, хватанул прямо из горлышка водки и сразу захмелел. Пока пацаны разделывали рыбину, он схватил ружье и направился в лес, заявив:

— Пойду глухарей постреляю!

Через пару минут из чащи донеслись беспорядочные выстрелы.

Парни со страхом поглядывали друг на друга. Наконец Серый не выдержал:

— Надо его остановить, а то переполошит всю округу! Лесник прибежит. На фига это надо?

— Пойди и останови, — посоветовал ему Толян. — Он и тебя подстрелит заодно. Вместо глухаря.

Впрочем, шеф вскоре вернулся сам, мрачный и недовольный.

— Ничего здесь нет. Ни одной рыбины. То есть глухаря, — поправился он, глядя на удивленных братков. — Разлетелись все!

Между тем стоящий неподалеку дуб начал дымиться, но бандиты не обратили на это внимания. Когда подоспело жаркое, они набросились на него, как изголодавшиеся туземцы. И тут к костру подошел довольно странный старичок. Вид у него был самый затрапезный: шапка-ушанка, ватник, теплые армейские штаны и валенки. Старичок остановился возле костра и посмотрел на братков.

— Ну че, дед? — грубо осведомился Эдик. — Ты чего здесь забыл? Вали, пока я добрый!

— Вы костерчик погасите, — вежливо попросил старик, — и это… рыбу глушить больше не надо. И стрелять тоже. Нехорошо.

— А пошел бы ты со своим «нехорошо»! — вскипел Эдик, вскакивая на ноги. — Я не посмотрю, что ты старик, в костер брошу, там и поджаришься. Вали, сказал! — И, не дожидаясь, пока леший — а это был именно он — сделает хотя бы шаг, протянул руку и попытался ухватить деда за воротник.

Однако это ему не удалось. Старик куда-то исчез и появился сбоку, а Эдик, схватив рукой воздух, оступился и растянулся на траве.

— Ах ты змей! — взревел он, вскакивая и кидаясь на деда. — Держи его, пацаны!

Впрочем, браткам и говорить не надо было. Они бросились вперед, мешая друг другу, но, вместо того чтобы схватить нахального старика, крепко стукнулись лбами и разлетелись в стороны.

— Ну ты меня достал, ушуист хренов! — зловеще прошипел шеф и схватил ружье. — Кранты тебе!

Он выстрелил и едва не уложил Серого, потому что дед снова исчез. На этот раз — вообще. Братки услышали только голос старика:

— Чтоб вам ни дна ни покрышки! Чтоб у вас все шло вверх ногами и наперекосяк!

Братки испуганно огляделись:

— Куда это он смылся, а?

— А может, это и был лесник?

— Слышь, пацаны, поехали отсюда, в натуре!

Им сразу стало скучно и неуютно. Недолго думая братки забросили в джип свои нехитрые пожитки, и машина, недовольно урча, направилась в сторону от просеки, огибая село с севера. Костер остался непогашенным и, если бы не леший, который снова появился невесть откуда, пожара бы не миновать. Но дед прошептал заклинание, подул на огонь, и он сам собой погас. Угли потемнели, и пепел покрылся серым налетом.

А бандиты, трясясь в машине, обсуждали дальнейшие планы.

— Остановимся у реки, — сказал шеф, — осмотримся. Поныряем, поплаваем. Если все тихо и никакого шухера, завернем в село, остановимся у какой-нибудь бабки и потихоньку начнем действовать. А сегодня отдыхаем!

Говорящий кот Антуан — побочный продукт неосторожного обращения с камнем чудес — вальяжно развалился на подоконнике и время от времени советовал:

— А… М-ня-а… Ты вот о чем напиши: ты обо мне черкани там. Так, мол, и так. Желает внести свою лепту в изучение м-ня-а… процесса.

— Какого еще процесса? — удивился Костя, отвлекаясь от докладной записки.

— Ну… Этого там. Всякого. Научного, короче говоря. — Антуан широко зевнул и уставился на Костю желтыми бесстыжими глазами.

— А вот возьму и напишу, — сказал Костя. — Приедут из города и заберут тебя в лабораторию.

— Сотрудником? — наивно поинтересовался Антуан.

— Подопытным кроликом, — злорадно пообещал Костя.

— Кроликом? Меня? Ни за что! Какой же я кролик, ежели я кот! И ничто человеческое мне не чуждо.

— Так и писать? — переспросил Костя.

— Нет уж, — отказался Антуан и, повернувшись на другой бок, хрипло затянул: — Я птица вольная-а-а! Люблю цыгана я-а-а!..