Анастасия Завозова - Таран и Недобитый Скальд

— А-а, это чтобы не было путаницы, — сообразила я, и опять мое живое воображение подсунуло мне веселенькую картинку: через толпу людей пробивается могучий рыжебородый викинг и орет: “А ну-ка, где тут Торкиль Лопатобородый, тот самый, чей отец Свейн Синемордый, чей брат…” и так далее. Теперь я поняла, откуда пошел старинный обычай поминать в горячем споре всех родственников, особенно по женской линии… — А почему тебя прозвали Недобитым Скальдом?

— Это грустная и долгая история, — потупился мой провожатый. — С детства у меня проявлялось полное отсутствие храбрости, поэтому я не смог стать воином. Не помогали даже мухоморы. Обрабатывать землю я тоже не мог, так как у меня было четыре старших брата, а у нашего отца только один двор. В общем, когда я увидел, как мои братья после смерти отца делят на четверых две коровы…

— Порезали коровок? — жалостливо спросила я.

— Нет, братьев, — невозмутимо отозвался Ула. — После дележки их осталось двое… Так вот, после этого я решил стать скальдом. Я сочинил хвалебную песню в честь хевдинга Харальда и спел ее у него на пиру. Но я был в некотором роде новатором и поэтому начал перечислять имена славных предков хевдинга в начале песни, а не в конце, как положено… В общем, на восьмом колене старый берсеркер Ульм Кривой Рог запустил в меня глиняным горшком и вырубил на десять дней… После этого я получил прозвище Недобитый Скальд.

— Грустная история, — посочувствовала я. — А когда тебя добили совсем?

Серо-голубые глаза бывшего викинга затуманились:

— Это была прекрасная смерть!

— Неужто ты пал с арфой на поле боя? — подивилась я, оглядывая могучую фигуру Улы. Воображение послушно нарисовало мне умирающего рыжеволосого скальда, затоптанного лошадями и сжимающего в руках арфу, или на чем у них там играли…

Ула нахмурился:

— Нет, совсем нет. Я пел на тризне по старому Вестейну Бычьему Сердцу. От моего пения стало плохо сперва его брату, потом его сыну… В общем, когда число покойников на тризне достигло пяти, дочь покойного, Мудрая Гудрун, удавила меня моей же струной.

— Мудрая Гудрун, — пробормотала я. Наверное, та русская баба, что коня на скаку остановит и в горящую избу кого угодно внесет, была из той же породы.

Ула пригорюнился, вспомнив, наверное, как трепыхался в мощных объятиях Гудрун. Чтобы разговор не завял, я поспешно сменила тему:

— Ты, кажется, говорил о нестабильной политической ситуации. Что же творится в старой доброй Англии?

Викинг-Помощник почесал рыжую макушку:

— С историей у меня плоховато, так что подробностей вспомнить не могу. В то время я был далеко отсюда — опекал одного арабского мудреца в Басре…

— Арабского?! — поразилась я — В Басре?! Но ведь у них Аллах, а не…

— Ради бога! — всплеснул руками мой Помощник. — Так ты тоже думаешь, что небо поделено на сферы влияния?!

— Но… — поразилась я, — а что там?

— Много будешь знать — жестко будет спать, — бормотнул мой Помощник, и по его виду я поняла, что он решительно отказывается говорить на эту тему.

— Так что там с политической ситуацией? — напомнила я.

— Король Генрих Первый умрет через несколько месяцев. Прямых наследников, кроме дочери, императрицы Матильды, у него нет. Еще в 1127 году он заставил всех прелатов и баронов присягнуть ей на верность. Видно, предвидел, что не всем понравится, если на престоле воцарится женщина. Но как только он умрет, в Англии разгорится гражданская война между сторонниками императрицы Матильды и сторонниками ее кузена, короля Стефана. Тот высадится в Лондоне, в то время как императрица будет далеко в Нормандии, и коронует себя. Половина баронов и прелатов переметнется на его сторону, нарушив клятву… В общем, война будет вестись несколько лет с переменным успехом.

— И чем все кончится?

— Стефан воцарится на престоле, но Матильда заключит с ним соглашение, по которому Стефан признает наследником престола ее сына, — закончил свое невеселое повествование Ула. — Видишь, женщине всегда было трудно пробиваться в жизни.

— Ничего, Клара Цеткин за всех отомстит, — кровожадно произнесла я. Ула вздрогнул. Наверное, образ Мудрой Гудрун опять встал перед его глазами.

Что ж, в свете будущих событий становится ясно, что осада какого-то захудалого замка на границе с Уэльсом вряд ли взволнует короля или его дочь.

— А почему этот граф, как его там… Вусмертский…

— Вустерский, — невозмутимо поправил меня Ула. — Джеффри Вустерский.