Илья Кнабенгоф - Слипер и Дример

– Шо-шо, – передразнил брата Слипер, ёрзая пятками по полу. – Надобно определить кого-нить из них как самостоятельную этническую культуру с собственными предпочтениями в еде и различных фишечках. Тады и делить будет нечего. Одним – их вареники, другим – пельмешки без спешки. И всё, приехали! Абсолют, дзогчен, хатха-в-хатке медитация и полный покой, только и успевай за добавкой подбегать!

– А кому что?

– Наповал валишь, аднака! – Слипер потянулся в угол и добыл оттуда бутылку с вязкой оранжевой жидкостью. – Откель мне знать? Я ж юриста не заканчивал.

– Да, не приканчивал… – задумчиво согласился Дример.

– Ну и вот! Стало быть, будем кидать Жребия! – Слипер хихикнул и опрокинул в рот бутылку, залпом выпив половину. Икнул, свесил на глаза светлые волосы и задумался над содержимым своего пищевода.

– Не приканчивал… – всё повторял Дример отрешённо и, слазив в карман, вытащил мелкую труху и ловко свернул её жухлым листиком в самокрутку. Чиркнул пальцем о палец. Прикурил. Пыхнул дымком. И добавил баском: – Не приканчивал, стало быть…

– Дело плёвое! – заявил Слипер, всё ещё косящийся на подозрительную бутылку.

– Жребию это не понравится! – прищурился Дример.

– А кому ж понравится, когда тебя подбрасывают по десять раз кряду! Но, увы, ничего не попишешь в прокуратуру, карма у него такая.

– Мда, коли место своё в миру занял да Ы-Цзыном, понимаешь, принялся промышлять, то и флажок у тебя в руках, и все грузди в кузовах у дальнобойщиков.

– Родился стих! – подала голос из угла, что в потолке, проснувшаяся Тютелька и, коротко харкнув, плюнула по-японски:

Кругом флажки!

Сижу во флажках!

Ем флажок!

Дример щёлкнул в её сторону со стола хлебной крошкой, и та, естественно, попала в Тютельку. В них же всё всегда удачно попадает. А эта крошка, стало быть, шмыгнула к окну, вывалилась наружу через форточку и тут же попала в другую Тютельку, которая паслась под окном на солнечной лужайке.

– И чего он, Жребий-то, на ребро всё падает?

– А надо меньше своих хотений подмешивать в траекторию! – Слипер подбоченился. – А то вместо Ы-Цзын у нас какая-то хрень с напёрстками получается. Там Книга Ошарашивающих Неожиданностей, а у нас что? Что, я вас спрашиваю? А у нас воздухоплавательный кармический компас, да и тот траву жрёт всякую без разбора и пукает потом ночами в Лесу, пугает всех предсказаниями своими бездоказательными.

– Дык если на ребро он таки падает, то… – Дример ухмыльнулся, задумался и заковырял в дырочках на своей серой майке.

– О’кей, поймал, поймал! И я больше не буду! – сконфузился Слипер. – Всё тебе по правилам надо, всё по-честняку, да в военкомат первому с повесткой…

Жребий тем временем пасся вместе с Кусачепони на лесной опушке и помышлять не мог о вынашиваемых братьями планах относительно его бессовестного кидания. Он, правда, уже давно к киданиям этим привык. Ну кто ж виноват, что у него, у Жребия, такая неподходящая форма для этого занятия?

И всё ж его грела гордость, что не всяк в жизни становится компасом, да ещё и кармическим напрочь. Определять судьбы – это вам не галопом в калошах!

Он бы и рад был то копытами кверху свалиться, то носом в землю упасть, но каждый раз удивлённо замирал, лёжа на боку и упёршись рёбрами в опавшие листья. И наступал тот самый Противный Случай, о котором говорили братья перед очередным броском.

– Либо так, либо не ручаюсь! – горячился Слипер обычно.

– Если то – иначе всё, олух! В противном случае… – отвечал Дример и метал в небо Жребия.

Тот, тоскливо заржав, устремлялся к верхушкам деревьев и оттуда планировал, как мог, своими копытными ногами по ветвям вниз.

Бац!

– Противный Случай! – Жребий виновато косился на стоящих братьев, приминая рёбрами землю, и без того неплохо лежащую повсюду.

– А он злой? – испуганно мявкнула Терюська.

– Кто? – Я чуть не упал со стула. Увлёкся, понимаете ли, писательским делом…

– Ну как кто?! Противный Случай, конечно. Обычно ведь кто Противный, тот и злой! – авторитетно заявила Терюська, расфуфырив усы. А усы у неё странные-престранные. Закручены они в разные стороны и взлохмачены так, будто она только что встала с кровати. А кровать эта будто и вовсе не родная на поверку, и сейчас раннее-раннее утро после отменной вечеринки, на которой она была и сама не своя, а очень даже усатый по-жёсткому начальник какого-нибудь транспортного цеха. Ну а кто ещё у нас усы носит такие, как у Терюськи?