Аристарх Барвихин - Портал в иные миры-1. 100 фантастических рассказов

И все побежали на улицу, чтобы присоединиться к всеобщему ликованию. После небывалого салюта многие пришли домой и сразу же стали собирать общий стол, чтобы отпраздновать это долгожданное событие. Каждый тащил всё, что у него было, и скоро еду и выпивку уже некуда было ставить. Что не поместилось, перенесли на подоконники – ничего, после доедим и допьем.

Многие быстро захмелели: то ли от голода, то ли от счастья. Да и какая, собственно, разница. Ведь Победа же, Победа!

Пошли разговоры, песни, воспоминания, слезы радости по тем, кто выжил и горя по тем, кто погиб.

Детвора обступила недавно вернувшихся из госпиталя дядю Жору и дядю Мишу, чуть пьяненьких и совершенно счастливых: ведь они ДОЖИЛИ. А сколько было таких, кто НЕ ДОЖИЛ.

– Да, Жорка, а ведь каких хлопцев пришлось похоронить, каких орлов! – говорил дядя Миша, наливая себе в стакан. – Помянем их стоя.

Оба участника войны поднялись и выпили стоя, молча и не закусывая.

– Эх, Мишка, Мишка, – проговорил дядя Жора, усаживаясь обратно на венский стул. – Все-таки не напрасно мы стольких друзей закопали, иначе как бы мы их одолели, гадов фашистских!

– И то! – согласился дядя Жора. – Говорят, что почти четыреста тысяч погибло и под миллион ранено.

– Тсс! – прижал к губам палец дядя Миша. – Осторожнее с этими вещами. Потом подсчитаем, когда боль уляжется. А помнишь, как это всё началось, а?

– Как не помнить, Жорка, как не помнить? Хорошо, что товарищ Сталин за месяц отодвинул войска от границы подальше и заставил окопаться как следует. И вооружение подтянул, танки, пушки. Хоть и прорвалась немчура в трех местах и аж на двести километров, говорят, вглубь продвинулась, но потом получила по зубам. Представь себе, если бы заранее не отошли и не подготовились, чтобы тогда сейчас было…

– И не говори. А ныне-то до самой Португалии дошли, до самого Атлантического океана, мать его дери. Будет где социализм строить! Помянем друзей наших, кто не дожил!

– Помянем, Жорушка, как не помянуть. Вечная им память! И пусть земля им будет пухом.

Через час смертельно пьяных дядю Жору и дядю Мишу разнесли по комнатам. Пусть отдохнут, да и кому как не им напиться в такой день?

Остальные остались праздновать, да петь тихонечко хором, да плакать…

Потихоньку прошла ночь, а за ней наступил новый день – 10 мая 1942 года, Это был первый день после страшной войны, которая длилась бесконечно долгих 9 месяцев и разродилась Великой Победой Великого Народа в Великой Войне…

Все произошло совершенно случайно. Какой-то новомодный пофигист решил приударить за его женой. Во всяком случае, ему, Петру Петровичу, так показалось. Когда он намекнул нахалу на то, что так себя вести не подобает, тот ответил стихами:

Сегодня был я ей представлен.

Глядел на мужа с полчаса;

Он важен, красит волоса,

Он чином от ума избавлен.

Какая наглость! Как он смел такое говорить?! И кому? Ему, Петру Петровичу Новожилову, человеку заслуженному и облеченному властью? Всё это он сказал нахалу прямо в лицо. На что тот с усмешкой ответил, что стихи эти не его, а Пушкина. Ну и что? Разве это давало право этому хлыщу так с ним разговаривать?!

Весь день он не находил себе места, и наконец решился: не будет Пушкина, не будет и оскорбительных стихов. Подумаешь, Пушкин, тоже мне персона! Не военный, не изобретатель, а так, поэт. Много ли от поэтов толку?! К черту Пушкина, к черту всех, кто мешает ему жить спокойно!

Ночью ему не спалось: в голове роились мысли о том, как лучше все это провернуть. И, наконец, он решился.

Прибыв на работу, он приказал секретарше никого к себе не пускать и набрал пароль доступа к недавно созданному и совершенно секретному Стирателю, только вчера принесенному к нему в кабинет для ознакомления с принципами работы и подписания всех необходимых бумаг для его дальнейшего использования. Едва дисплей прибора включился, Петр Петрович и набрал в строке «ФИО» слова «Александр Сергеевич Пушкин». Полазив по Интернету, он ввел в строку «Даты жизни» следующее: «6 июня 1799 года – 10 февраля 1837 года». А в строку «Дополнительные данные» слова «Русский поэт, драматург и прозаик». Не колеблясь ни секунды, он нажал на большую красную кнопку «Стереть из истории человечества» внизу экрана.

И стёр. Пушкина. Навсегда. Буд-то его и не было вовсе.

Проведя эту операцию, он услышал осторожный стук в дверь. Петр Петрович едва успел выключить Стиратель и погасить экран дисплея. Как ни в чем не бывало он сел в свое начальствующее кресло и откинулся на высокую спинку.