Джон Раттлер - Тринадцать месяцев

Отдел лишили премии в этом месяце, но он не думал об этом. В январе у него купили картину, которую он назвал «Под мостом». Покупатель был щедрый и не стал торговаться, так что денег у него теперь было даже больше, чем нужно. Вообще, он не пытался зарабатывать рисованием – на него редко находили откровения, но в последнее время он чувствовал, что все видит иначе – более четко, более подробно, на другом уровне. Это случилось после того, как он нарисовал её. Ямочка на щеке и длинные ресницы. Тот коллекционер предлагал очень большую сумму за полотно, но он отказался продавать картину. Он даже не мог представить, как это – продать её. Словно он продавал тот самый, единственный шанс, который так боялся потерять.

Дома его встречал попугай и запах холостяцкой квартиры – пыли, краски и незаправленной кровати. Попугай достался ему от бывшей жены – их отношения породили только его, да ещё большое количество усталости. Усталость они делить не стали, а попугай остался, потому, что про него даже и не вспомнили. Теперь он к нему привык и считал его хорошим приятелем с бедным словарным запасом.

Он разделся, перекусил и разложил кисти. Ему не терпелось снова побыть с ней.

***

Ноготь сломался. Она достала пилку и попыталась исправить ситуацию. Ей снова был нужен Паша, но было неудобно дергать его еще раз. Она решила, что займется пока другой работой – выдержит небольшую паузу перед тем, как опять позовёт его.

Мужчины в отделе ее раздражали. От одних дурно пахло, другие говорили всякую ерунду, и абсолютно все с ней флиртовали. Не так, чтобы навязчиво, нет, но она всегда чувствовала эти попытки. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. И зрелые дядьки с животами, и парни помоложе, с дурацкими прическами и жидкой щетиной, и холостые и женатые. Это злило, ведь было совершенно очевидно, что с двумя детьми для серьезных отношений она не годится.

Только один мужчина в отделе был приличным, но он вообще не обращал на неё внимания. Может, поэтому и казался лучше других. Он был стройный и симпатичный, может, слегка неряшливо одетый, и наверняка он был занят. Так всегда бывает – все самое приличное расхватывают еще до завтрака. Паша как-то брякнул подружке из отдела кадров, что этот парень пишет картины. Админ его называл Художником, а как его на самом деле зовут, она и не знала.

Немного повозившись с ногтем, она уткнулась в компьютер. В конце концов, у неё есть двое мальчишек, а больше ничего и не нужно. Дотянуть до весны, а там будет легче. Весной будет меньше грязи.

Начальник попросил их задержаться, чтобы завершить согласование работы сегодня – у него горели сроки. Она может опоздать в школу, а забрать детей как назло сегодня некому. Время поджимало, а совещание все не начиналось. Как же она все это ненавидит! Она уткнулась в компьютер и принялась стучать по клавишам. Серое небо за окном исторгало на город грязный мокрый снег.

***

На листке в клеточку, вырванном из блокнота, постепенно проступали очертания пагоды. Ему нравилось делать ни к чему не обязывающие наброски японских пейзажей, которых он никогда не видел вживую. Этой весной все-таки нужно туда съездить. Это будет просто чудесно – найти в цветущих вишневых садах тихое спокойное место и нарисовать такое же, только с натуры. Он добавил несколько легких штрихов, закончив ими склон крыши. Разговор за спиной, на который он в задумчивости не обращал внимания, становился все громче, в нем появились резкие интонации. Она о чем-то спорила с начальником. Художник прислушался.

– Николай Николаевич, вы прекрасно знаете, в какой я ситуации! В семь мне нужно быть в школе, я все закончила, если будут вопросы…

– Через пятнадцать минут совещание. Мы и так отстаем от графика, сегодня нужно все доделать.

– Вы же знаете, что это надолго! Если бы вы предупредили заранее…

– Решайте этот вопрос, я не могу вас отпустить.

– Но мне нужно забирать детей!

Он уже мог идти домой – отдела поддержки горящие сроки бухгалтерии совершенно не касались. Через пять минут рабочий день заканчивается, он свободен…

Шальная мысль молнией осветила сознание, ударила в сердце, вызвав в груди пожар эмоций. Он развернулся в кресле и посмотрел на неё – она была бесподобна в гневе. На щеках играл румянец, глаза горели, грудь высоко вздымалась от волнения. Он чувствовал – ещё немного, и она заплачет. Или бросит на стол начальника заявление. Скорее второе. Он не понял, как оказался на ногах.

– Давайте я заберу ваших мальчишек.