Джон Раттлер - Тринадцать месяцев

– А чем сейчас занимаются твои коллеги, интересно?

– Тем же, чем мы. Сидят и не дергаются.

– А это правильная стратегия, как считаешь?

– Это стратегия выживания. У нас всего два варианта – сидеть тут или пытаться куда-то попасть. Куда мы в этой ситуации пойдём?

– Не знаю.

– Вот именно. Здесь у нас шансов немного, но они понятны. А на улице… Ты сам там был только что. Мы до соседа едва добрались.

– Звучит тревожно. Неужели совсем ничего нельзя сделать?

– Ну, есть одна идея. В паре километров отсюда магазин снегокатов. Если добудем парочку, можно будет прокатиться.

– Пара километров. Теперь это на другом краю света.

– Вот об этом я и говорю. Сидим и не дергаемся.

Запись в телевизоре прервалась, и появился человек в гражданском. Он стоял посреди большого помещения с серыми стенами. За его спиной висел флаг, стояли софиты. Он начал довольно банально.

– Дорогие сограждане! Я говорю тем, кто меня может слышать! В стране объявлено чрезвычайное положение! Введен комендантский час! Все, кто способен передвигаться, должны явиться в пункты сбора. Мы начинаем ликвидацию последствий экологической катастрофы! Повторяю, всем, кто меня слышит!

Владимир выключил звук.

– Все, кто еще не замерз. От правительства помощи не будет.

– С чего ты взял?

– Они не собираются нас вытаскивать. Ты не слышал? Все, кто способны передвигаться…

– А те, кто не способен?

– Теперь это их проблемы.

– И наши тоже. Где ближайший от нас пункт сбора?

Он схватил меня за плечо и встряхнул.

– Очнись! Какой пункт сбора! Мы никуда не пойдем.

– Почему?

– Они все проморгали. Эти пункты – фикция. Даже если они есть, там не хватает еды и места на всех.

– Но есть же сеть бомбоубежищ! Там можно укрыться.

– Там можно задохнуться. Как они, по-твоему, собираются очищать от снега вентиляцию? Кислородных баллонов хватает на двенадцать часов, не больше.

Он задумался.

– Нам тоже стоит об этом беспокоиться. Когда засыплет слуховое окно, у нас появится большая проблема.

Мы поднялись наверх и стали думать. Если снегопад продолжится с прежней интенсивностью, дом окончательно засыплет уже через сутки. Через двое над крышей будет еще два метра снега. А через трое нам уже ни за что не удастся отсюда выбраться.

Я спустился вниз и принес две бутылки пива – пока у нас оставалась хотя бы эта небольшая радость. Мы выпили за надежду и стали разрабатывать дальнейшую стратегию. Определившись, допили пиво и стали разбирать платяные шкафы – нам было необходимо много крепких досок. Закончив работу, я еще раз выглянул наружу и сделал замер уровня снега – по моим расчетам получалось, что к утру придется откапывать выход с чердака.

Я долго не мог заснуть, ворочался и отгонял тревогу. Наконец, уже в третьем часу, мне удалось задремать. Разбудил меня Владимир.

– Просыпайся. По крыше кто-то ходит.

Я сел в кровати и прислушался. Действительно, раздавался какой-то странный топот, будто кто-то быстро печатает на клавиатуре.

– Что это?

– Не знаю. Уже минут пять слышно.

– Проверим?

Он ничего не сказал, но я его понял. Стараясь не шуметь, мы поднялись на чердак и открыли слуховое окно. Странный звук пропал. Остаток ночи был совершенно испорчен, мы до утра прислушивались, но так ничего и не услышали. Я приготовил завтрак, мы поели и поднялись наверх – нужно было узнать, что происходит на улице.

Как я и предполагал, окно чердака было засыпано. Мы расстелили брезент и стали выгребать на него снег. Его оказалось не так много – хотя в нашем положении это и звучало смешно. Пробив выход наверх, мы вынесли и вытряхнули брезент. Наша идея спасения от погребения заживо была проста – мы решили строить тоннель, по мере повышения уровня снега прокладывая его под углом в тридцать градусов к горизонту и укрепляя пол и потолок досками. Затем закрепили первый лист фанеры, надежно прикрутив его к стене дома, сверху натянули брезент и спустились вниз. Каждые три часа мы проверяли выход на поверхность, убирая снег и заново натягивая брезентовый навес. Под вечер уровень сугроба достиг полутора метров от нижней части слухового окна, и мы начали укреплять верх тоннеля. Ночью продолжали просыпаться каждые три часа и убирать снег. По мере необходимости мы добавляли досок, соединяя их между собой шурупами. Утром дом уже полностью скрылся под снегом. Внутри наступила полнейшая темнота, но генератор пока еще заводился, хотя и с большим трудом – двигателю необходим был кислород для работы, а единственным вентиляционным отверстием оставалась его выхлопная труба. После двадцати минут работы он начинал чихать, в гараже становилось невозможно находиться, и мы выключали аппарат. С отоплением было попроще, только камин начал сильно дымить. Правда, и дом остывал очень медленно – снег сам по себе обеспечивал неплохую теплоизоляцию.