Array РЕТО - Семь пятниц одной недели

– Что с тобой? Все нормально?

Ставит передо мной чашку ароматного растворимого кофе.

– Ну и вид у тебя, – говорит, – голова не болит? Могу дать аспирин.

Ирен практически садится ко мне на колени – так она близка, так свежа, и ее родинка на щеке сводит с ума даже в «полумертвом» состоянии. Берет меня за руку.

– Что это такое? – спрашивает она, с любопытством рассматривая черные браслеты часов.

От близости ее губ и всего остального, столь любимого, я начал потихонечку впадать в состояние эйфории. В такое состояние впадаешь, когда тебя стригут в парикмахерской. Женщина – а это должна быть обязательно женщина – возится с волосами, подходит к тебе то справа, то слева, задевает бедрами, ее руки постоянно соприкасаются с твоими волосами, и поневоле ее теплая аура передается тебе и ты успокаиваешься…

Я сжал ладонь и поцеловал ее руку.

– Подарок!

Ирен тихо засмеялась. Только она одна в целом мире могла вот так тихо смеяться. Она уже начинала ворошить мои волосы. Это значит… Но ее дочка продолжала играть в прихожей блока. Я не мог от этого расслабиться. И спрашивать о вчерашнем уже нет ни сил ни желания.

– Давай, пей! – шепнула Ирен мне на ушко.

Сделал глоток кофе. …и ощутил на губах страстный, обжигающий тело и душу поцелуй Ирен.

ПЯТНИЦА ПЕРВАЯ. ИРЕН

…когда я впервые увидел ее в коридоре 9-го этажа корпуса Г, мне показалось, что до этого момента я не жил, а так, поживал в полсилы. Мы обменялись с ней ничего не значащими словами приветствия и с тех пор здоровались.

Ее блок находился прямо напротив пульта дежурного по этажу.

Вечерами она появлялась нечасто, в основном либо сидела в блоке, либо пропадала в городе.

По ночам она брала подушку и шла, обнимая ее, мимо большой кухни в чей-то блок. Довольно скоро я понял, в чей, и стал ее про себя ревновать.

Ну как было не ревновать ее к этому серому и невзрачному типу, худосочному костлявому «рыцарю» наглого ордена, ведь он ходил с таким видом, будто делает ей одолжение своим вниманием. Женщины, насколько я успел понять, не умеют влюбляться в правильных ребят… ох, не умеют, или не хотят уметь. Частенько их тянет вот к таким напыщенным персонажикам, которые считают, что они пуп земли, и все вокруг – для них. Одним словом, по моему мнению, он был никем и ничем, он был недостоин ее.

А девушку звали Ирина, и это имя мгновенно околдовало меня.

Все, что было в жизни до нее, отошло на второй план. Словно и не было самой жизни.

Мне стало интересно все, что связано с этой девушкой. Я хотел видеть ее все чаще. Я уже мечтал о ней, но чистой и красивой мечтой стремительно влюбляющегося мужчины.

Но всему мешал он, бесчувственный обладатель ее тела – бесчувственный холодный рыцаришко в старомодном костюме – явно третий лишний. Конечно, он и не подозревал, что есть еще кто-то, претендующий на его девушку.

Я начинал закипать от одной только мысли, что Моя (я уже так считал!) Ирен ходила к нему по ночам. Что Моя Ирен отдавалась этому недоноску на подушке, которую сама же и приносила с собой. Неужели она не замечает, что он всего лишь пользуется ее телом?

Думать об этом было больно. Представлять, как он овладевает Моей Ирен на этой злополучной подушке – и вовсе выше сил.

Замечала ли она меня?

В тот момент я и не задумывался, чего мне хочется от этой девушки. Я просто жаждал общения с нею. Хотелось гулять с ней по вечернему парку, разговаривать об интересных вещах, и чтобы обязательно мой голос был уверенным, взгляд ясным, и самое главное – чтобы я был самим собой…

Совершенно не представлял себе, о чем можно было бы поговорить с такой красивой женщиной. Она излучала тайну, которую мне очень хотелось разгадать.

Я не спал ночами, представляя, как она ходит по своей комнатке в блоке, освещая эту комнатку и все, что в ней есть, своей красотой. Мне обязательно нужно было узнать, как благоухают ее длинные темные волосы. Я вспоминал ее сладкий, с неведомым акцентом, голос и затыкал уши, чтобы не слышать ничего другого вокруг.

Все остальное было пылью – по сравнению с ее темными, зовущими глазами, с их загадочным блеском…

Я стал их рабом. Я готов был на любые безумства ради этих глаз.

Ночами, сидя за пультом, в тишине этажа, я с надеждой вслушивался: не раздастся ли ее смех за дверью или просто хотя бы ее голос? Не выйдет ли она, поставить чайник на кухне? Не обратится ли с какой-нибудь просьбой ко мне?

Иногда такое случалось, и я ловил себя на мысли, что похож на собачонку, которую удостоил вниманием и погладил горячо любимый хозяин.