Мальчики обходили её стороной, даже не пытаясь приблизиться, но она ловила на себе их осторожные, полные восхищения взгляды, а девчонки, вначале исходившие от зависти к её красоте, быстро поняли, что именно это исключает её из числа соперниц. Даже толстуха Катька, противная, веснушчатая пустышка, дружила со всеми подряд, и подчеркивала это в присутствии Оксаны, зная какую боль она причиняет ей…
Грустные воспоминания были прерваны внезапной секундной тишиной в гостиной, потом кто-то из гостей что-то крикнул, послышался бурный хохот.
Оксана, наконец, решила посмотреть на подарок бабы Василисы, встала, подошла к столу и из центра светлого круга взяла свёрток. Она развязала ленточный бантик и начала разворачивать жёлтую, хрустящую, похожую на пергамент бумагу. Баба Василиса хорошо постаралась: бумага не была нигде смята, только аккуратные, будто проглаженные утюгом сгибы и углы. Бумага закончилась, и показалось зеркало в теплой, будто живой, ореховой раме. Положив ненужную теперь обёртку в корзину для бумаг, Оксана поставила зеркало на стол и взглянула на свое отражение.
“…За ореховой рамой в светлой пустоте отражённой комнаты стояла тоненькая девушка, одетая в дешёвый белый муслин с розовыми цветочками… Полудетское, в светлом загаре, лицо было подвижно и выразительно; прекрасные, несколько серьёзные для её возраста глаза посматривали с робкой сосредоточенностью глубоких душ. Её неправильное личико могло растрогать тонкой чистотой очертаний; каждый изгиб, каждая выпуклость этого лица, конечно, нашли бы место в множестве женских обликов, но их совокупность, стиль – был совершенно оригинален…”
Часы в большой комнате стукнули молоточком по колокольчику, серебряный звон затих, и тотчас шум веселья перешёл в шум сборов. Задвигались стулья, загремели сдвигаемые столовые приборы, заскрипели половицы под ногами засуетившихся гостей и хозяев. Оксана очнулась и перевела взгляд на свой малюсенький будильник с огромной шляпой ненавистного противника сна – половина двенадцатого. Она села на стоящий рядом стул, выдвинула ящик стола и достала из него фарфоровое блюдце с волнистой каймой и без рисунка, длинную, негоревшую свечу с распушённым фитилём и коробку спичек. Эти предметы она приготовила еще днём, в тайне от отца, неодобрительно относящегося к разного рода “маниакально – зодиакальным действам”, но гадать она собиралась на блюдечке. Гадание с зеркалом пугало её, пугало необъяснимым пространством за холодным стеклом, темнотой и здесь и там. И если бы не подарок Василисы, и её всё видящие и всё понимающие глаза, ни за что бы Оксанка не согласилась оказаться в тёмной комнате один на один с безмолвной чернотой зазеркалья, освещённого лишь призрачным пламенем свечи.
Оксана чиркнула спичкой и поднесла её к фитилю. Он долго упрямился, обугливаясь и, когда загорелся, Оксана наклонила свечу над блюдцем, дождалась большой лужицы, воткнула в неё свечу и тут же выключила настольную лампу. Пламя свечи оказалось точно на уровне глаз между ней и зеркалом в ореховой раме. В первое мгновение ей даже показалось, что свеча не отражается в нём. Сердце её испуганно сжалось, и она повела головой. В зеркале тотчас появилась свеча. Оксанка успокоилась и облегчённо рассмеялась над собой. Глаза понемногу свыкались с резкими границами тьмы и света; сквозь свечу стали видны миниатюрные отражения свечи в её глазах. Но очертания комнаты скрывались в глубокой тьме.
Вспомнив все правила гаданий, какие она только слышала или читала, Оксанка сосредоточилась, сделав серьёзное лицо и, когда душа ее наполнилась нестерпимым ожиданием, когда на неё вновь нахлынули все чувства, которые она испытывала в своих грёзах, когда сердце её затрепетало в предчувствии чего-то огромного и счастливого, и когда всё это смешалось со страхом, что это сейчас может произойти она сказала: “Суженый, ряженый…”
И с первым же словом большие часы в большой комнате низким, протяжным звоном начали бить двенадцать.
В маленькой девичьей комнате почудился солёный воздух морского прибоя, шум накатывающихся на берег волн, неистовый крик чаек.
– Суженый появись, суженый появись…,” – уже безотчётно шептала Оксана, до боли в глазах всматриваясь в черноту зеркала за ярким пламенем свечи.
Внезапно зеркало вспыхнуло светом яркого летнего дня, и она увидела белый корабль с алыми парусами.
“…Она вздрогнула, откинулась, замерла; потом резко вскочила с головокружительно падающим сердцем, вспыхнув неудержимыми слезами вдохновенного потрясения…”
Читать дальше