Отпуская меня на прогулку, Прохор Булкин сообщил, что вылетаем завтра в семь и что если мне вздумается опоздать хоть на минуту, то я буду добираться до своей планеты пешком. Учитывая общее состояние моего здоровья и то, что до А-13 — С-147 около четырёхсот парсеков, капитан полагал, что такая перспектива меня не совсем устроит. И я поспешил заверить капитана Прохора, что вернусь вовремя.
Корабль, на котором я начинал свои странствия, носил гордое имя «Звёздный орёл». Его надо было видеть! Теперь таких уже, к счастью, не строят. Гравитационные двигатели! Обшивка из необделия! Реликт! До сих пор не понимаю, почему эта штука летала, Любой служащий музея звездоплавания согласился бы пожертвовать своей правой рукой, лишь бы заполучить «Звёздный орёл» в качестве экспоната.
Но факт остаётся фактом — «Орёл» ползал от звезды к звезде, от планеты к планете, ухитрялся перевозить грузы и даже пассажиров.
Когда до меня дошло, в каком саркофаге собираются везти мою особу, а дошла эта истина до меня на вторые сутки полёта (первые сутки мне посчастливилось благополучно проспать в своей каюте), меня затрясло. Если на Земле ещё могли возникать какие-то худосочные иллюзии по поводу итогов моей командировки, то теперь и остатки надежд были развеяны, точно хвост кометы.
— Да! — сказал я себе, — На Землю мне уже, видимо, не вернуться даже по частям.
И я отправил срочную депешу, в которой отменил своё старое решение относительно кладбища, и засел писать некролог.
Вообще говоря, существует широко распространённое заблуждение, будто бы сочинение некролога — священная обязанность ваших родных и близких. Я считаю, не стоит взваливать на друзей и убитых горем родственников такую ответственную задачу, тем более что трудно заранее сказать, насколько хорошо они с ней справятся. Думаю, лучше самого покойника никто о нём некролога не напишет. В этом пункте стоит быть предусмотрительным. Времени у меня было достаточно, и я мог позволить себе подобную роскошь. Помню моё творение начиналось словами: «Он был скромным тружеником науки…» Далее я перечислял свои способности, таланты и моральные качества, среди которых: объективность, целеустремлённость, принципиальность и т. п. на четырёх страницах. Впоследствии, когда я читал некролог близкому кругу друзей, многие не могли удержаться от слёз. Даже наш капитан Прохор Булкин, помню, пожал мне руку и сказал, что только из этого опуса узнал, какой я золотой человек и как меня будет недоставать им всем, если я вздумаю «сковырнуться».
Да что капитан, я сам, грешным делом, слезу пустил над этим автонекрологом, а с роботом Филькой плохо стало — две микросхемы перегорели, так-то вот! Было, время! Эх, молодость! Каких глупостей не наделаешь! Впрочем, я отвлёкся, вернёмся, так сказать, к магистральной линии сюжета.
Команда «Звёздного орла» состояла из трёх человек: самого капитана Прохора, механика-кибернетика Степана и штурмана Григория. Да, был ещё Васька, лохматый нахальный кот серой масти, достаточно испорченный и развращённый, чтобы завоевать любовь капитана и команды. Кот и Филька были большие друзья. Робот помогал Василию обтяпывать кое-какие грязные делишки. Например, я убеждён, что это они утащили из моего чемодана два килограмма первосортной свежекопченой марсианской колбасы в первый же день моего появления на звездолёте.
В первые дни знакомства я не оценил Фильку в должной мере. Свои обязанности он выполнял из рук вон плохо, за годы общения со всякой бродячей публикой характер у робота порядком испортился — Филимон выучился врать, подхалимничать, ябедничать, играть в азартные игры и отравлять жизнь одиноким пассажирам. У капитана он числился в любимчиках — и ему многое сходило с рук. На звездолёте, кроме Фильки, было ещё сорок роботов новейших моделей, но ни один из этих роботов не обладал такой ярко выраженной индивидуальностью и по популярности с Филимоном сравниться не мог. Да, но я опять, кажется, углубился в частности.
К концу первой недели полёта я уже почти свыкся со своим безвыходным положением. И у меня даже начали возникать какие-то нежные чувства к капитану, своего рода признательность за сохранность моей жизни — ведь «Звёздный орёл» продолжал существовать вопреки всем моим прогнозам.
Со Стёпой у меня быстро установились приятельские отношения. С виду ему было около тридцати лет. Трудолюбив. Исполнителен. Носит короткую причёску, на лице никаких следов растительности. Обычно одет в лыжные брюки, свитер, на ногах тапочки. «Орёл» для него дом родной, и вёл он себя, соответственно, по-домашнему.
Читать дальше