Андрей Ангелов - Адский возбудитель

Откуда-то вновь нарисовались синие девушки-змеи, льстиво закружились вокруг кота:

– Сладкий ты наш! – зачастили они раздвоенными язычками. – Давай, родной, действуй!.. Устроим трах-тибидох!.. Ну, помнишь, как тогда… сто лет назад. Славно, заодно, повеселились, а?..

Басстардо и Мышиус со стоном вздохнули. Зелёный медведь беззвучно засмеялся.

Братики тоскливо сидели в своей комнатке и размышляли о бренности научных опытов, попутно жуя ириски. Леонтий напялил на себя белый халат – в придачу к очкам, а Миша – облачился в майку Волкова. Бесхозная рубашка валялась на линолеуме.

В дверь совсем не деликатно постучали, и порог явил папу. Зайцев-старший принюхался, суетливо заглянул за диван, сунул лицо в платяной шкаф, а после огляделся и изрек велеречиво:

– Кысь, кысь, кысь…

***

Спустя пять минут семья Зайцевых-Волковых в полном составе собралась за обеденным столом с парадными пельменями. Мама и папа в удивлении разглядывали сводных братьев.

– Всем приятного аппетита! – заискивающе воскликнул Леонтий Волков и аккуратно начал кушать. На шее – повязана салфетка, на носу – очки сводного брата.

– Задрало меня это варево, – Миша Зайцев вольготно развалился на стуле, в уголке рта – зажата ириска, самодовольный взгляд уткнулся в Дашу. – А вы ничё так, повезло моему папочке, – он сально подмигнул.

Леонтий старательно поедал пельмени, родичи впали в прострацию.

– Папа не рассказывал, как меня сострогал? – экс-ботаник выплюнул ириску, обжёванная конфетка упала в чашку сводного брата. Присутствующие заострили внимание на тарелке, а Леонтий открыл рот, чтобы молвить, но… с опаской глянул исподлобья на Мишу сквозь очки и промолчал, Деликатно отодвинул ириску на край тарелки, зацепил очередной пельмень вилкой и индифферентно отправил в рот.

– Н-нет, не рассказывал, – протянула мама.

– Михаил! – не выдержал папа, неуверенно стукнув кулачком по столу.

– Заткнись! – рявкнул Миша. – В общем, мамочка, вы должны знать. В юности Кеша Зайцев сходил в гости к доброй шлюшке, она жила в соседнем подъезде.

– Девственность крайне утомляет, – застенчиво хихикнул Леонтий.

– Йес, чувак, дай пять! – похабно заржал Миша и продолжил. – Тётенька обучила моего папу искусству половой любви. Поигрались и разбежались. Но наутро этот придурок сделал ей предложение выйти замуж, и закономерно был послан в мягкой циничной форме.

– Влюбился, – вякнул Леонтий. – В свою первую женщину всегда влюбляешься, поверь мне.

Даша в афиге смотрела то на братьев, то на профессора. Сам учёный желал провалиться в пол, следом за котом, в мозгу явственно всплыла та самая дыра в линолеуме, однако… мистики не существует, кому как не человеку науки это знать. Данная мысль изгнала наваждение, что моральные страдания не облегчило, поскольку его сынок-ботаник продолжал разбалтывать семейные тайны и совсем даже не по-ботански.

– Через девять месяцев шлюшка пригласила папочку в роддом и всучила сына – то есть, меня, – напористо рассказывал Миша. – Дело в том, что Наташе осталось жить пару дней, то ли врачи её чем-то её перекололи, то ли сама ширялась…

– Проститутки часто пьют алкоголь и употребляют наркотики, – авторитетно покивал Леонтий, поправляя профессорские линзы на носу.

– «Нет больше достойных кандидатов в отцы», – с чувством выдала папеньке шалава и померла, – заканчивал рассказ Миша. – Меня оставили в семье и сделали вид, что я у Зайцевых был всегда. Соседи и участковый, вроде, поверили, а, может, им было по хрену.

– Бывает же, – прошептала Даша.

– Ещё как бывает! – ухмыльнулся Миша. – Ну, вот я вырос, и… – резко пахнуло конской мочой! Зайцев-джуниор замолк. Громко, на всю кухню, пукнул. Покосился на братца, который… тоже пукнул. На лицах юношей проявилось сильное потоотделение и оба часто заикали.

– Ик! Ик!

Наконец, братики затихли. Прислушались к себе, размазали по щёкам обильный пот. Леонтий неуверенно снял очки, повертел их в недоумении, и подал Мише. Тот с радостью схватил оправу и напялил её на переносицу.

– Шлюшка не соврала, – усмехнулся Леонтий, только что вернувшийся в свой родной образ циника. – Ты просто, блин, копия папы, Мишаня!

Люди читают мудрые поучающие цитаты, восхищаются ими, заучивают наизусть. Но афоризмы не меняют, так как никакому Слову ни под силу изменить человека. Меняют мировоззрение только событие или действие. Или, на худой конец, возбудитель.