Кристина Юраш - Венец Безбрачия, или А можно всех посмотреть?

– Я поеду с тобой! – решительно заявил герой, но я воспротивилась и улизнула за дверь, закрывая верхний замок на два оборота. Надеюсь, памперса коню хватит до вечера, а Принц случайно набредет на туалет, и в этот момент ему подвернется скульптор Огюст Роден, который решит создать копию своего «Мыслителя», выбрав в качестве камня мой унитаз, а в качестве натурщика – Его Высочество.

В автобусе на меня все подозрительно косились, особенно девушки. Еще бы! У меня в коридоре – конь, на кухне – Принц! Завидуйте молча! Ничего, что у меня из сумки навозом воняет! Это – издержки большой и сказочной любви!

Головомойка ждала меня прямо с порога, ибо встречали меня не караваем с солью, а нагоняем с болью! Получив начальственный мотивирующий пендаль, я со скоростью звука печатала документы, превращая свой стол в фабрику Деда Мороза, раскладывая все по кучкам. Под натиском контрагентов, я чувствовала себя сорокой – вороной из детской считалки: «Этому дала, этому дала, а этому не дала!». Отчет был благополучно отправлен и не менее благополучно получен, но у меня было такое чувство, что за ночь, мой стул оброс иголками, поэтому я нервно ерзала, поглядывая на часы. Лена зевала и со скоростью эстонского ленивца раскладывала документы поквартально. Чтобы немного успокоиться я полезла в интернет, посмотреть про особенности средневекового быта и гигиены.

– Леночка, золотко, замени меня! – взмолилась я, представляя, что в моей квартире подходит под категорию «ночной горшок». – Очень надо… Чувствую себя плохо. Подпиши оставшиеся документы, а я завтра отправлю…

На часах был полдень, а я мчалась на всех парах домой, рисуя себе ужасающие картины. Первое, что меня смутило на подступах к дому – знакомый черный пакет с завязками и тесемочка, сиротливо лежащие на подступах к подъезду. Смутила не только тесемочка и запах, но и след от копыта, оставленный на память о бывшем владельце. Я внимательно осмотрелась по сторонам, нервно сглатывая. Внимание – внимание! Где-то по городу шляется принц на белом коне! Если он вдруг прискакал к вам, пусть у вас и остается! Я уже девочка взрослая, как-нибудь переживу!

На крыше соседской машины красовалась живописная вмятина, на асфальте валялись осколки битого стекла. Следующая машина тоже была изувечена так, что я под пытками не сознаюсь, что знаю того, кто это сделал! Взбегая по ступенькам, я радовалась, что лестничная клетка пуста, а значит, на меня подумали в последнюю очередь. Смущала лишь приоткрытая дверь моей квартиры и запах чего-то горелого. Лежащий на полу замок, изувеченный, словно его добивали чем-то увесистым и обломки дверного косяка сильно меня насторожили. В коридоре было пусто, а с кухни валили черные клубы дыма. Я бросилась на кухню и застала самую настоящую полевую… ой, извините, половую кухню! На полу рядом с открытой дверцей холодильника сидел одинокий и голодный Принц, а посреди кухни был разведен костер, в котором съежилась пластмассовая ножка стула и догорали какие-то бумаги. Его Высочество держало на палочке окорочок и насвистывало какую-то грустную мелодию, вытирая жирные руки об мою занавеску.

– Ты цела? – радостно спросил он, бросая окорочок в огонь вместе с палкой. – Я думал, тебя похитили! Заперли в башне!

В моей жизни еще не было такого мужика, который бы так радовался моему приходу. Даже кушать приготовил! Что-то в груди рыдало, глядя на раковину и на дровишки, которые наш трудолюбивый герой, наколол с запасом, лишив меня тумбочки.

– Я отправился тебя искать! Пришлось выломать дверь, чтобы спасти тебя! – мужественно сверкнул глазами Принц, пока я открывала форточку и пыталась потушить ужин водой из-под крана, поливая костер из своей кружки.

– Слуги исчезли, а за стеной выл оборотень! – синие глаза героя округлились, а мне искренне стало жаль соседского пекинеса.

– Конь где? – процедила я, кашляя от дыма и пытаясь залить водой остатки «вечного огня» на братской могиле моих нервных клеток. – Где твой боевой друг?

– Это грустная история, – опустил глаза Принц и тяжело вздохнул. На столе стояла нетронутая гречка и обветренная сосиска, на которой сидела жирная муха. – Когда-нибудь о ней сложат балладу! Я прикажу ее петь каждый день, на каждом пиршестве, в знак уважения к моему верному боевому коню!

«И примешь ты смерть от коня своего…» – вертелось у меня на языке, а мысли о Вещем Олеге не давали мне покоя.

– Конь где? – наседала я на героя, по щеке которого скатилась скупая мужская слеза.