Марина Суржевская - Дикарь

Волосы Шерха если и были черными, то сейчас это было мало заметно, его патлы напоминали свалявшуюся собачью шерсть. Возле левого глаза белел рубец, отсекающий и кусок брови. Губы белые, словно бескровные, и в то же время — обветренные. И еще мужчина оказался высоким, гораздо выше меня. Только ужасно худым. Это было видно, даже несмотря на толстую куртку с меховой подкладкой. Словно он год голодал! Или больше! Может, поэтому я и решила предложить ему чай? К тому же за три дня в доме я не раз поглядывала на северное крыло, гадая, куда делся сосед. И была уверена, что уехал, не может же человек трое суток сидеть безвылазно? А оказалось — может.

Вот только стоило предложить угощение, как в темных глазах блеснула ярость, испугавшая меня до колик!

Хвала Духам, Линк уснула и не видела этого дикаря! Сейчас, глядя на его сутулую спину, я с ужасом думала, что нам делать дальше. Чутье подсказывало, что добрососедских отношений у нас не получится.

— Значит, война, — пробормотала я, стискивая вилы.

За наше с Линк будущее я буду драться до последнего вздоха! И этот дикарь еще не знает, с кем связался!

На солнечных камнях меня слегка отпустило. По крайней мере, я теперь не трясся от холода как припадочный. Круглые булыжники пришлось носить в течение месяца с подножия гейзера, странно, но даже купленная у городского мага разовая транспортировка на камни не подействовала. Хотя ничего странного, если бы я вспомнил раньше о природе этих булыжников, то не стал бы тратиться на мага. Как бы там ни было, солнечные камни я возил в приспособленной для этого телеге, впрягаясь вместо лошади. Потому что на тягловую силу денег у меня тогда не было. Месяц таскал, месяц складывал чашу, в которую можно улечься целиком. Увы, после некоторых событий в моей жизни назвать меня сильным или выносливым язык не поворачивался. Да и быстрым — тоже.

Зато теперь вид ровненьких и гладких, как стекло, камней вызывал неизменную улыбку. Ну и предвкушение, само собой. Я торопливо стянул одежду, подпрыгивая с ноги на ногу и вздрагивая. Раздеваться, когда от холода зуб на зуб не попадает, очень неприятно. Но я точно знал, что солнечные камни работают лучше при соприкосновении с голой кожей. Так что я терпел, скрипя зубами. Влез в чашу, вытянулся. Миг, другой… Блаженное тепло лизнуло кожу, а потом просочилось под нее, впитываясь, как оливковое масло, в каждую пору. Я зажмурился, согреваясь и расслабляясь, испытывая почти болезненное удовольствие от жара камней. Они отдают тепло в любое время года и в любую погоду, стоит лишь улечься на их гладкие маслянистые бока. Один минус — работают булыжники только на открытом воздухе. А то я подумывал перетащить чашу в дом.

После часа лежания я согрелся достаточно, чтобы начать соображать. И снова подумал о рыжей, нагло вторгшейся в мою упорядоченную жизнь. Я даже сделал мысленную ставку на то, сколько она продержится в Оливковой роще. Два дня? Или целых три?

К дому я возвращался в хорошем настроении, все же, когда ничего не болит — это уже повод порадоваться. Правда, оно быстро сменилось злостью, стоило увидеть, что сделала рыжая во время моего отсутствия. Двор оказался разделенным на две половины бороздой, вдоль которой торчали палочки и была натянута красная нитка. С моей стороны имелась картонка с надписью: «Здесь ваша часть дома!» А за нелепой преградой вторая картонка с грозным: «Наша часть дома, не надо здесь ходить!»

Я гневно пнул эту хлипкую конструкцию, и тут же из окна — чистого до неприличия — высунулась кучерявая рыжая голова.

— Все, что находится на нашей половине, принадлежит нам! — заявила эта… София. — Так что будьте добры, истр Хенсли, оставьте в покое этот предупреждающий знак!

— Вы издеваетесь? — рявкнул я. — Это что еще за ниточки?

Голова исчезла из окна и появилась в двери. Вместе с телом, разумеется. Подол на этот раз оказался на месте, из-за чего я испытал приступ сожаления.

— Это граница! — торжественно объявила эта пигалица. — Между нашими половинами дома. Вы не заходите на мою, а мы на вашу. Договорились?

— Даже не мечтайте. В своем доме я буду ходить везде, где захочу.

— Ах так! — Она уперла руки в бока. — Тогда я тоже буду ходить везде! Линк, возьми одеяло, теперь мы будем жить на северной половине! Сдается мне, там гораздо удобнее!

— Только суньтесь в мою дверь! — прорычал я. — Пристрелю.

— Вы неотесанный грубиян! — взвилась девушка.

Я довольно кивнул. Надеюсь, эта выскочка уяснила мою позицию. Пнув напоследок столбик с табличкой, я ушел к себе.