- Двои губы, как клевер, из пыльцы которого пчелы делают мед по два пистоля за бочонок... - произнес дон Фердинанд и скосил глаза вбок. - Нет... Недостаточно возвышенно. А может быть: из которого пчелы делают мед по дублону за бочонок? Нет, это тоже не пойдет. Неправдоподобно. Ни один мед не стоит дублона...
Стихосложение дона Фердинанда было прервано треском ломающихся веток. Из кустов выскочил человек, обмотанный сосисками. В одной руке этот подозрительный субъект держал жареную баранью ногу, а в другой недопитую бутыль е вином. Увидев дона Фердинанда, он бросился под копыта его коня и завопил:
- Именем, пречистой девы Марии! Спасите меня от смерти. Я бедный трубадур, слагающий песни о прекрасных женщинах! Но грубые и невежественные дикари, живущие в этой глуши, не ценят искусства. Голод заставил меня украсть эти жалкие крохи, - голодранец показал свои трофеи, - чтобы спастись от мучительной смерти! Помогите мне, о благородный рыцарь, и я стану вашим рабом...
В этот момент кусты снова затрещали, и оттуда вывалилась толпа разъяренных крестьян, вооруженных вилами и палками.
- Вот он! - завопил краснорожий детина. - Хватай его!
- Остановитесь! - в голосе дона Фердинанда слышалась сильнейшая досада. Как рыцарь Прекрасной Дамы, согласно Уставу ордена, он должен был исполнять любые просьбы, поступавшие к нему именем Девы Марии. Это обстоятельство представляло собой "ахиллесову пяту" рыцарей. Поэтому, чтобы всякие проходимцы не могли воспользоваться этой слабостью, пункт о Деве Марии держался в строжайшем секрете. Попрошайке, обмотанному сосисками, посчастливилось случайно. - Сколько задолжал вам этот несчастный? - насупившийся рыцарь полез в кошель.
- Два серебряных пистоля, ваша милость, - тут же согнули спины крестьяне.
- Что?! Два пистоля?! - возмутился трубадур. - Да это мужичье дурачит вас, благородный рыцарь! На два пистоля я должен был стянуть у них оседланную лошадь! Впрочем, - пройдоха скромно опустил глаза, - если вы дадите мне две серебряных монеты, я согласен вернуть этим лгунам их жалкие объедки...
Дон Фердинанд расхохотался, вынул из кошеля требуемые деньги и отдал крестьянам. Воришка тоскливо проводил их глазами.
- Как твое имя? - спросил рыцарь, сообразив, что такой пройдоха завсегда пригодится.
- Ромуальд, - ответил тот. - Позвольте узнать ваше имя, о благородный спаситель?
Трубадур церемонно поклонился, а дон Фердинанд решил, что обязательно возьмет плута с собой.
- Дон Фердинанд, граф Кастильский, - ответил рыцарь.
- Слушай, бродяга, а ты можешь сочинить какие-нибудь любовные стихи, да так, чтобы казалось, что их придумал благородный идальго? - дон Фердинанд приосанился, втянул брюхо и скорчил высокомерную мину.
- Не извольте сомневаться, - заверил Ромуальд, - та, что их прочтет, подумает, что ее домогается сам король.
Бродяга был средних лет, маленького роста, сложением напоминал грушу на тоненьких, коротких ногах. Большие карие глаза лихорадочно блестели и бегали по сторонам. Людям всегда казалось, что эти глаза только и высматривают, где чего-нибудь плохо лежит. Толстый мясистый нос оказался еще и горбатым, а его кончик чуть-чуть не доставал до тонких, кривых губ. Выражение лица Ромуальда было беспредельно услужливым и подхалимским. В общем, по всей видимости, именем Девы Марий, дай мне две тысячи дублонов, фруктовый сад и торговый корабль". Дон Гильом зубами скрипит, но дает. После чего дон Просперо предусмотрительно роет вокруг своего замка ров, делает подъемный мост, а служанке говорит, чтобы та завсегда отвечала дону Гильому, что дон Просперо отбыл в крестовый поход. Так испанское рыцарство раскололось, разобщилось, впало в междоусобицы, и, в конечном счете, было заменено регулярной армией. Только лень помешала ему стать городским префектом.
Дон Фердинанд сунул трубадуру доску и грифель, а сам откупорил бутылочку вина и с облегчением вздохнул. До замка Боскана-и-Альмагавера оставался еще день пути.
* * *
Люба очнулась, открыла глаза и тут же зажмурилась, увидев над собой бархатный полог. Открыв глаза снова, Люба опять увидела этот же бархатный полог. С опаской повернула голову вправо. Там оказался огромнейший камин, из которого невыносимо дуло; поглядев влево, мадам Вербина чрезвычайно сконфузилась. Рядом лежал неизвестный мужчина! Люба тут же вознегодовала, Неужели ее похитили? Стоило потерять сознание, как этим тут же кто-то воспользовался! Перевернувшись на бок, она с интересом заглянула в лицо "насильнику".
Читать дальше