Ольга Назарова - Счастье обыкновенного говорящего кота Мяуна

– Ладно, я потом попрошу Мяуна подоходчивее ей объяснить, что нельзя выпускать хозяина из виду, а Олегу я сама всё скажу, но тоже потом! Хотя, я думаю, что он сам так перепугался, что уж точно с Плюшки глаз не спустит! – думала Аня, Плюшка согрелась в её руках, и задремала, всхлипывая сквозь сон. – Хоть бы малыши выжили! Хоть бы выжили!

Прибежал Олег, развели и стали по капле вливать теплое молоко котятам в ротишки. Один котёнок – мальчик, был поактивнее, а две крошечные девчушки совсем без сил, лежали как жалкие тряпочки, хорошо хоть глотали!

Мяун и Василина по очереди вылизывали, тормошили малышей,

– Кровообращение усиливается, массаж опять же! – бормотал Мяун. – Ничего-ничего, мы ещё поживём, и в тепле оживём, и ещё поедим, и хозяев найдём, будем жить-поживать и добра наживать, словно сон ледяной этот день забывать, сон пройдёт стороной, ни с тобой, ни со мной, не остаться ему, мы за крепкой стеной. За стеной из тепла, из любви и без зла, из заботы людей, в безмятежности дней.

Слова кружились, Мяун мурлыкал, напевая старую-престарую кошачью песенку, и ледяные когти безнадёжного холода, смертельной тоски и одиночества разжимались, бессильно растворялись в воздухе, а потом даже остатки их снесло в открытую форточку, когда принюхавшийся к котятам озадаченный Дик громко чихнул от незнакомого острого запаха.

– Когда приличные звери чихают, они от детенышей отворачиваются! – заворчала Василина, ловко поставив на черный нос свою лапку. Лапка была меньше носа, но жест вышел эффектный.

– Правило такое? – Плюшка полностью успокоившаяся и блаженствующая на коленях у Ани забавно похрюкивая пошевелила губами.

– Правило! – отрезала Васька. Она чувствовала себя странно. Если бы сейчас где-то обнаружились те, кто так поступил с котятами, Василина не раздумывая кинулась бы на них, и порвала бы всё, до чего могла бы дотянуться. – Морду не суй! Они слабенькие пока совсем!

Когда согревшиеся котята осознали, что живы, и начали пронзительно пищать, зовя маму, Васькино сердце сжималось от такой жалости и к ним, и к их матери, которая мечется где-то, в полной уверенности, что её детей погубили!

– Как же так? Как же так можно?! – пока Мяун и Васька вылизывали одного котёнка, а Олег держал в ладонях второго, Аня кормила самую слабенькую девчушку.

–А вот так! – Мяун хмуро поднял глаза. – И ведь такое тоже человеком себя считает!

– Как бы я хотел это найти! – мрачно сказал Олег.

– Нет, это вряд ли… Запах под снегом уже не отыскать… – задумчиво прикидывал Мяун. – Да и незачем, на самом-то деле.

– Почему это? – Олег считал, что как раз очень даже есть зачем!

– Понимаешь, вы же всё своё в себе носите. И когда в человеке такая гадость живёт, поверь мне, ему самому скоро не поздоровится!

– Правило такое? – тихонько хрюкнула с пола Плюшка.

– Аксиома! – Мяун покосился на озадаченно намощенный лоб бульдога и торопливо поправился:

– Правило, правило! – он сейчас не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы объяснять бульке, что такое аксиома.

– Типа ждать, пока сам своим ядом отравится? – Олегу такой план не нравился, но реальной возможности выяснить, кто же такую страшную вещь сделал, он пока не видел. Просто злился!

– Бывает, что и ждать приходится недолго! – вздохнул Мяун. – А если и дольше, чем хотелось бы, то тоже не просто так.

Он осмотрел трёх котят и пошевелил усами, скрывая улыбку. – А я-то искал, лапки пачкал… Забавно как получается… У меня живая очередь из людей, а тут как раз малыши нашлись! Надо только понять, кому кого.

Котята, согревшись и наевшись, немного утешились и спали, плотно прижавшись к Ваське. Мальчик – черный с белой грудкой, девочка покрупнее полосатенькая и явно пушистая, и самая слабенькая и маленькая – светло-дымчатая, почти голубая.

Мяун, налюбовавшись на безмятежную картину, перебрался на подоконник и сидел, загадочно поблёскивая глазами и вглядываясь в темноту. Он не мог видеть, как где-то не очень далеко от их дома в удобном кресле полулежит человек, выкинувший в снег котят от собственной кошки. Он уезжал отдыхать и отдал кошку матери на дачу, а оттуда она вернулась с пузом. Он бы уже и забыл о выброшенных котятах, но его раздражал тоскливый плач кошки. Он пожалел, что вместе с котятами не отнёс и её, но решил завтра же отвезти глупую тварь матери навсегда. Через пару месяцев на рыбалке, он выпьет лишку, и уснёт на снегу. Проснётся от того, что ему померещится истошный кошачий крик, поймёт, что обморозился, долго и мучительно будет ползти за помощью. Тогда-то он и вспомнит оставленных на снегу бесполезных и лишних зверёнышей. А вернувшись после ампутации трёх пальцев на ногах в собственную квартиру, попросит маму вернуть ему кошку, припомнив, что именно заставило его проснуться, притормозить на самом краю.