Еще раз покрутилась перед зеркалом и обула черные кожаные армейские ботинки. Для тренировки — самое то. Вышла на улицу и насладилась погодой. Ветер и тучки. Обожаю такую прохладу. Прошла злополучный сад и села на поляну в ожидании тренера.
Кстати, с Люци я познакомилась совершенно недавно, даже не представляя, что у нас есть военный советник. Из народа, причем. Тучный, но крепкий светловолосый мужчина производил впечатление доброго дяденьки. Не для меня. На тренировках он становился очень жестким, за что я его и уважала. За две недели я прокачала свои навыки, наверное, больше, чем с Адамом.
Накатила легкая грусть, которую я смогла прогнать лишь после сурового взгляда наставника.
— Раскисла, да? — хохотнул он, — Кислое молоко обычно выкидывают. Поэтому давай, соберись обратно.
Такие слова влияли на меня лучше других успокоительных. Мысли были забиты тренировками и поисками каких-либо сведений о сфере. Эта магическая штуковина не вселяла доверия. А я привыкла все проверять, прежде чем доверять.
Сегодня на тренировке нельзя было использовать ничего, кроме классической магической защиты и оружия. Холодного, в смысле. Потому что здесь все же существовали не магические зоны, в которых магия совершенно не работала, как бы это странно не звучало. Я все еще говорю о волшебстве как о странной штуковине, просто раньше изобретенной на этой планете.
Я почувствовала жжение на правом бедре.
— И именно сейчас я бы просто разорвал тебе артерию, — покачал головой Люци, — Ты сегодня какая-то невеселая. Что случилось? Обычно шутя и рассказывая ты убивала меня своей болтовней, а сейчас… Может все-таки расскажешь, что произошло?
Я прикинула. И правда, что может произойти? Люци стал мне достаточно близким за пару недель.
— Я… я очень люблю одного человека, но не могу быть с ним. Он… изменил мне, представляешь? Я бы никогда, но он…
И не ожидая от себя этого, разрыдалась. Мне надоело держать в себе всю боль, что копилась неделями. Я хотела избавиться от щемящего в груди чувства собственной ничтожности и жалости. Я любила его, но не могла простить. Это слишком. Ведь… если любишь человека — как можно изменить? Это твой кусочек души. Часть твоего сердца. Половину самого тебя. Я впервые кого-то полюбила и впервые так обожглась. Да, помню, как давала советы подружкам, что ныли из-за расставания с парнями, но только сейчас понимаю, что все советы — никчемны. Когда ты всей душой любил, а тебя предали… это слишком больно.
Не знаю, сколько я проревела на плече мужчины. Для меня время исчезло.
— Яра, золотко, успокойся — шептал он, — ну же, ты чего? А он то что делает? Прощения просит?
— А как же, просит! Подарки, правда, не всегда удачные, но все по классике. Видимо, думает, что я куплюсь на все эти побрякушки. Не знает, скорее всего, что половину девчонкам отдаю.
— Ах вот как, — рассмеялся наставник, — Умно, умно… а как же тогда он должен прощения то у тебя просить?
Я задумалась.
— Ну же, говори все, что на сердце лежит.
— Он должен показать, что любит меня. Не так — не деньгами, а поступками. Наконец поговорить со мной или… я не знаю. Смогу ли простить?
— А ты поговори — узнаешь! — хитро прищурился Адам, растворяя последние следы иллюзии.
— Ты… ты!!! — вскрикнула я и отскочила.
Адам встал и рассмеялся.
— Слушай, я думал ты намного догадливей, — подмигнул он, — Не помнишь как называла меня твоя мама?
Я пару секунд покопалась в памяти и… Адам Люций!
— Паршивец, ты…
— Я, да. Может уже перестанешь это повторять и посидишь спокойно?
— Ни за что! — я стала красться к тропинке.
— Ты хотела поговорить? Я запрещаю тебе идти куда-то! А ну сядь!
— А что еще мне запретишь? — насмешливо бросила я, — Хм… может быть носить костюмы? Резать волосы? Красить их? М? А еще лучше… не вести себя как ребенок? Ну же, говори!
— Я лишь хочу поговорить. Столько недель без тебя это мука. Час — как день. День — как неделя. Неделя — как месяц. Я не могу без тебя, слышишь? Посмотри во что я превратился! — и он обвел себя руками.
Божечки, а я ведь только заметила… Как минимум недельная щетина красовалась на осунувшемся и исхудавшем лице. Не проглаженная рубаха и небрежно заправленные в штаны ботинки уже стали темно-серыми. Это… я так?
— Ася, я люблю тебя и до сих пор не понимаю, что между нами произошло. Что кроме известия о вашем с Аланом родстве тебя так задело? Что я скрывал от тебя это? Олененок, прости, но я знал, что это ударит по тебе. И откладывал в долгий ящик. Я не хотел делать тебе больно, клянусь, — он посмотрел на меня. Его взгляд был полон грусти, печали и… покорности? Никогда не видела его таким…
Читать дальше