Кир Булычев - Гений из Гусляра (Сборник)

Удалов задумался глубоко и как всегда не вовремя. Пока он витал в облаках, погибла и Галочка – чего и следовало ожидать. А из-за окна донеслись крики. Те, кто был ближе к окну и смог выглянуть наружу, сообщили, что могучий слон превратился в серую шкуру. И ребятишки начали было кромсать шкуру и растаскивать по домам, но тут из-за угла выскочили люди в черных чулках и унесли шкуру слона в свой танк, который стоял в кустах.

«Ну что ж», – вздохнул Удалов, стараясь не слушать страшные крики и причитания толпы. Он решил увести рыдающего Мишу Стендаля, который только что потерял смысл жизни...

Он сделал шаг к нему и даже протянул руку, но сказать ничего не успел...

– О, Боже! – раздался чей-то возглас. Но возгласом не остановишь неизбежности...

Миша Стендаль начал съеживаться, уменьшаться и через несколько секунд обнаружилось, что Удалов смотрит на лежащий возле его ног вполне приличный черный костюм, рубашку, галстук... Десантники из окружения президента уже прибежали с лопаткой и ванной-носилками для переноски сильно кровоточащих тел. На эти носилки они положили тела Миши, Гаврилова и бритого жениха – из чего следовало, что пока Удалов глазел на гибель Миши Стендаля, остальные женихи растворились тоже.

– Это выше моего понимания, – сказал Удалов. – Куда выше.

Вокруг выли, кричали, ругались, требовали прокурора и намеревались жаловаться в газету.

Удалов же пробился к Минцу, который как раз кончил снимать свой фильм. Он засунул камеру в сумку, что висела на плече, и пошел к президенту, который тоже закончил съемки и отступал, пробиваясь сквозь толпу, к выходу. Путь ему прокладывали могучие десантники с носилками-ваннами, в которых было на удивление мало жидкости – лишь пустые оболочки молодоженов.

А когда все они вышли на улицу, то Удалов увидел, что и оболочки людей исчезли, словно испарились. И хоть президент и приказал взять на анализ одежду погибших, ясно было, что он не надеется научно поживиться.

– Пленку отдашь? – спросил президент, когда они уже стояли вне толпы под августовским нежгучим солнцем.

– Сам просмотрю сначала, – сказал Минц.

– Только копий не снимать, – велел президент.

– Ты думаешь, что все забудут?

– Завтра забудут.

– А предметы?

Президент поднял бровь.

Минц смущенно улыбнулся.

– Извини, старческий маразм, – сказал он.

– Но проверить не мешает. Я сейчас пошлю людей по всем адресам. Всех, кто побывал в будущем, мы зафиксировали, ввели в компьютер, теперь они и шагу не сделают... Впрочем, я не сомневаюсь, что предметов и покупок из будущего уже нет, не существует, они растворились в воздухе.

– И ты не боишься, что в нас вживили жучки, что нас отравили вирусом шпионажа?.. – спросил Минц.

– Не нужны ваши души и головы, никому вы не нужны, паршивые гуслярцы! – закричал тут президент, как человек, глубоко разочарованный в собеседнике, а может быть – в деле, которому посвятил слишком много сил.

Прокричав последнюю фразу, президент полез в джип «Чероки» и сел рядом с шофером.

– Погоди! – позвал его Минц. – Ты же собирался довезти нас до дома. А я тебя чаем напою.

Президент перегнулся назад и открыл дверцу.

– Чаи я с тобой распивать не намерен, – сказал он, – а до дома довезу.

Джип рванул с места.

– Толя, – сказал Минц. – Когда тебя будут допрашивать на Совете безопасности, когда тебя возьмет за жабры военно-промышленный комплекс за то, что ты упустил такой рынок сбыта гранатометов, скажи им, что мы для них померли! Понимаешь, сто лет как померли вместе с нашими гранатометами!

– Что ты понимаешь! – в сердцах ответил президент.

И в это мгновение джип замер у дома № 16.

Минц отдал президенту камеру и кассету.

– Не буду я смотреть, – сказал он. – Потому что знаю, что это все пропаганда. Агитация и пропаганда!

Минц захохотал.

Джип уже помчался дальше, к столице, к большим делам. За ним, показавшись на мгновение из тучи пыли, вылетел танк сопровождения и скрылся из глаз.

– С наукой покончено, – сказал Минц. – Осталась лишь человеческая трагедия. Скоро домой вернется мать Гаврилова...

– Какая ужасная смерть! – сказал Удалов.

Он последовал за Минцем к нему. Не хотелось идти домой и отвечать на вопросы Ксении. Все равно хорошим все это уже не кончится.

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – сказал Минц, словно подслушав мысли Удалова.

– Нельзя быть таким жестоким, – упрекнул друга Удалов. – Дети погибли, молодые мужчины... на пороге семейного счастья.