Дмитрий Емец - Таня Гроттер и молот Перуна

Даже Соловей, совсем уже отчаявшийся, с надеждой вскинул голову. Невысокий Тарарах вскочил с ногами на скамью, подхватив под мышки и подняв над головой малютку Клоппика. Клоппик пищал, что ему ничего не видно и со злости забрасывал всех подряд запуками собственного приготовления. В рядах зрителей кое-где были уже порядочные бреши. Дедал Критский перестал выщипывать бакенбарды, а поручик Ржевский, забавлявший дам, застрял на финале самого любимого, самого сального своего анекдота…

Неожиданно, когда впереди появился уже страхующий дракона Илья Муромец, на бородатом лице которого было написано твердое намерение «не пропущать супостата», острая боль пронзила Таню. Она почти упала животом на контрабас, едва не выпустив мяч.

«Повторять за мной, анфан Терибль! Говорить: „Я обожать майн либен Гурий Пуппер! Я хотеть к нему в Магфорд! Я весь трястись от грандиозы пэйшн!“ Повторяй или я заставлю тебя вопить от боль!» – услышала Таня змеиный голос. Голос, который могла слышать только она.

Таня обернулась. Ей почудилось, что она увидела, как Цирцея поднесла вытянутые пальцы правой руки к сжатой в кулак левой. На ее лице было скрытое злорадство, а губы что-то нашептывали.

«Я, мизеребл русский дрянь, обожать Гурия Пуппера! Повторяй!»

– НЕТ! – крикнула Таня. – НЕТ! Я не буду повторять!

«Не хотеть, упрямый киндер? Я всегда добиваюсь, чего хочу!»

Снова укол. И снова Таня уткнулась лицом в контрабас. Боль была мучительной, как от аппендицита. Должно быть, Цирцея не спешила вынимать иглу из фигурки.

Прямо перед лицом Тани что-то мелькнуло. Леопольд Гроттер хотел, видно, отнять у нее мяч, но что-то остановило его, и теперь он мчался рядом с Таней, не отрывая от нее пытливого взгляда. О перцовом мяче он на время забыл, тем более что Змиулан уже улетел, и броска все равно бы не вышло.

– ОТЕЦ! ПАПА! – крикнула Таня.

Она не могла уже сдерживаться – такой непереносимой была боль. Леопольд Гроттер не мог, разумеется, ее слышать, но Тане казалось, что он вглядывается в ее губы, пытаясь читать по ним.

«Говори: майн либен Пуппер! Я обожать тебя! Я содрагаться от кошмарный желаний полететь в Магфорд! Ты сама не знаешь свой luck!»

– ПРОЧЬ! – воскликнула Таня, одновременно пытаясь резко заблокировать сознание, как она делала когда-то, когда Ягун пытался ее подзеркалить. «Ну ты, Гроттерша, даешь! Прям турникетом мне извилины защемила!» – говорил обычно Ягун, принимаясь тереть лоб.

Таня не знала, получилось у нее или нет, но боль отступила. Понимая, что это всего лишь кратковременная передышка, она повернула контрабас и помчалась точно на Цирцею, магический купол рядом с которой треснул после атаки Гоярына. Теперь малютка Гроттер шла точно на таран, не собираясь отступать, и Цирцея это поняла. На ее лице отразился ужас. Она вскинула руку и хотела иглой уколоть фигурку в сердце, но внезапно услышала шипение. Игла расплавилась у нее в пальцах. С соседнего ряда на нее глянуло суровое бледное лицо. Взметнувшиеся волосы доцента Горгоновой превратились в змей.

– Не смей! – крикнула она.

– Прочь от меня, глюпый мегер! Я все равно добьюсь своего! Эта девушка будет принадлежать Пупперу or nobody! Никто не сможет сказать, что фрау Цирцея не справиться с заказ!

Колдунья-вуду скрючила пальцы. Ее белые ухоженные руки превратились в желтые птичьи лапы с загнутыми когтями.

Медузия вскинула кольцо, боясь, что опоздает. Она знала, что никакая искра не сможет остановить колдунью-вуду, у которой в руках фигурка. Даже если искра и долетит до цели, будет слишком поздно.

Однако помощь все же пришла, и пришла оттуда, откуда трудно было ее ожидать.

– Клоппик! Таньку заговорили, помоги ей! – крикнул Тарарах.

– Я белым не помогаю… – заупрямился малютка.

– Танька темная!

– А, ну да! Снова забыл! Лайперус снайперус! – крикнул Клоппик, выпуская красную искру. Искра эта, вопреки ожиданиям, никуда не полетела, а разрослась и принялась пульсировать, медленно затухая.

– Что это еще за снайперус? – с подозрением спросил Тарарах.

– Да так, новенькая одна штучка. Только надо, чтоб Танька чем-нибудь кинула. А вот тарана не надо, – сказал Клоппик.

– ТАНЬКА, БРОСАЙ МЯЧ! БРОСАЙ! – закричал Тарарах да так, что его невозможно было не услышать.

Послушавшись, Таня развернулась у самого купола и метнула мяч. Едва ли она попала бы в цель с такого расстояния, но где-то с полдороги мяч внезапно подхватило, точно к нему пристегнули резинку, и повело четко по курсу. Что-то полыхнуло. Выпустив фигурку, Цирцея упала как подкошенная. Глаза ее вылезли из орбит, из ушей повалил едкий, пахнущий серой дым.