Дмитрий Емец - Таня Гроттер и молот Перуна

– Уф, свава Двевниву! Вот ты где, Гувий! Как теве не стыдно? Ну и заставив же ты нас пововноваться! – добродушно сказал магвокат, грозя Пупперу тонким пальцем.

– Проклятье, они меня выследили! Это Хадсон, наш семейный магвокат! – шепнул Гурий оцепеневшей Пипе и быстро спрятал руки с ползунками за спину. – Я не звал вас, Хадсон! Летите откуда прилетели! – громко сказал он.

– Ах, Гувий, когда же ты певестанешь быть вебенком?.. Нас послали твои тети: тетя Настувция и двугая тетя, чья добвота не знает гваниц. Они так ствадают… Тетя Настувция даже певестава спать после завтвака. Она купива ядовитых чевнил и пишет ваботу «Чевная неблагодавность и ее воль в воспитании личности».

– Нет!

– Да, Гувий, да… Боюсь, тебе пвидется пвойти с нами! Будь мувчиной и имей мувество взвянуть в гваза тетям!.. Вучше, если мы обойдемся без насилия, – мягко, но настойчиво произнес магвокат.

Он скользнул оценивающим взглядом по Пипе и сразу потерял к ней интерес. Лопухоиды мало его интересовали.

– Ни за что! В этом мире вы не имеете права применять боевую магию! – пятясь, заупрямился Пуппер.

– ГУВИЙ! Не заставвяй меня севдиться! Повевь, мы обовдемся и без боевой магии! – повысил голос магвокат, подавая знак магнетизерам.

Пуппер рванулся было к метле, но магнетизеры оказались проворнее. Сомкнувшись вокруг Гурия, они вежливо, но очень крепко подхватили его под руки.

– Смотри нам в глаза, маленький сладенький Пупперчик! Расслабься, тебе ничего не интересно! Мальчик хочет домой к тете Настурции и к другой тете, чья гуманность велика, как океан, а великодушие громаднее слона… – поигрывая стеклянными шарами, заныли магнетизеры.

Магвокат снисходительно погладил Гурия по щеке.

– Двуг мой! Повевь, так будет вучше для тебя! Небольшая коввекция памяти, и ты снова наш – мивый, пведсказуемый Пуппевчик, квоткий, как дохвый бавашек! – сладко сказал магвокат.

– НЕЕЕЕЕ-ЕТ!

Пуппер из последних сил лягнул в голень одного магнетизера, оттолкнул другого и, ослабевая от гипноза, рухнул на ковер.

– Не отдавай меня, Пипа́! Я не хочу забывать Таню, не хочу забывать тебя, не хочу к противным теткам! – взмолился он, простирая руки к Пипе.

Дурнева-младшая, не совсем еще опомнившаяся после внезапного появления у нее в комнате трех взрослых мужчин, собралась с духом и шагнула вперед.

– Не вмешивайся, двянь, или повалеешь! Я запвосто смогу пвевватить тебя в мовскую свинку! – прошипел магвокат. Зрачки в его добрых прежде глазках исчезли. Теперь там полыхало адское пламя.

Пенелопа отпрянула.

– Пипа́, ради меня! Я знаю, я тебе дорог! – вновь взмолился Гурий.

Он титаническим усилием попытался встать, но смог лишь со стоном приподняться на руках. Глаза Пуппера слипались – гипнотическая магия уже сделала свое дело. Торжествующие магнетизеры наклонились, собираясь поднять Гурия и погрузить его на ковер-самолет. Молодой магнетизер с бумажкой уже заботливо смахивал с ковра снег, чтобы Пуппер, не дай Древнир, не простудился бы и не огорчил этим своих теть.

Дочка дяди Германа решилась. Вся ее любовь, все поцелуи, которыми она несколько лет покрывала рамку с фотографией, – все алкало теперь возмездия.

– Держись, Гэ Пэ! Я иду! – крикнула она, в решительнейшую из минут прибегая к этому любимому и более привычному для нее имени.

В блестящем прыжке лосося, аналоги которому можно было отыскать разве что в Старшей Эдде, Пипа вцепилась в руку Гурия и дернула его на себя. Точно так ее мама Нинель однажды отвоевала дядю Германа у его секретарши, которая имела фигуру богини и глаза персидской кошки. У тети Нинели не было ни фигуры, ни соответствующих глаз, но дядя Герман – потрепанный, но живой, остался в полной ее власти. Секретарша же – гм… впрочем, сдержусь. Это как раз тот случай, когда о людях говорят или хорошо, или ничего.

От неожиданности магнетизеры отпустили было Гурия, но почти сразу, опомнившись, ухватили его за ноги и потянули к себе.

– Это что еще за фокусы? Конкувенты? Пвочь отсюда, девчонка! – брезгливо сказал Хадсон и с нехорошей улыбкой поднял руку, явно припоминая заклинание.

Пипа ощутила, как влажная ладонь Пуппера выскальзывает у нее из руки. У нее не хватало сил удерживать ее. Все-таки два взрослых магнетизера и магвокат были сильнее четырнадцатилетней девчонки.

– Гэ Пэ, нет, Гэ Пэ! Ты мой! А вы пошли прочь, пока я вас не укокошила! – со слезами крикнула Пипа.

Из последних сил она вцепилась в ускользающую руку Пуппера. Магнетизеры хладнокровно дернули Гурия на себя и стали деловито укладывать его на коврик. Пипа стиснула уже пустую ладонь и внезапно ощутила в ней что-то твердое и прохладное. Соскользнувший с пальца перстень Пуппера, перстень Гэ Пэ!