Андрей Уланов - Раз герой, два герой...

При этом Шах был настолько погружен в тягостные раздумья, что не обратил внимания на тот странный факт, что этим утром Хамилог выглядел значительно более вымершим, чем накануне. Те двое прохожих, которых какая-то жуткая нужда выгнала на улицу в столь ранний час, при виде Шаха побледнели и исчезли столь стремительно, словно в одночасье овладели заклинанием растворения в воздухе.

Зато третий встреченный Шахом прохожий, точнее прохожая, повел себя совсем по-другому.

– Кого я вижу? – раздался радостный визг над самым ухом Шаха, и он с превеликим ужасом почувствовал, что ему на шею в самом прямом смысле слова вешается – о ужас! – девица.

Девица эта, несмотря на то что выглядела даже более помятой и заспанной, чем обычно по утрам, была просто вызывающе красива. Этому в немалой степени способствовали несколько наложенных на нее слоев краски и грима. То, что краска была наложена вчера и за прошедшие сутки успела слегка осыпаться, Шах по неопытности не разобрал.

– А? – Шах опустил взгляд с лица девицы чуть ниже и задохнулся окончательно.

Платье, если это слово было вообще применимо в данном случае, было действительно примечательным. Проектировавший его портной, явный полуэльф, преследовал при его создании две цели – израсходовать на него побольше ткани самых ПОТРЯСАЮЩИХ расцветок, оставив при этом как можно больше доступного для жадных взоров окружающих. Однако сейчас платье носило на себе следы грубой и поспешной починки, самым главным из которых было то, что его верхняя и нижняя половина ранее никогда между собой не встречались, а потому гармонировали по цвету так, что вполне могли бы послужить прообразом для флага королевства гоблинов – если бы гоблины когда-нибудь сумели его создать.

– Вчера ты был великолепен! – проворковала девица в ухо Шаху, повисая при этом на нем еще больше.

– Все девочки просто в восторге. Даже мадам, хотя она все еще не может простить тебе то, что ты сотворил с ее попугаем.

– А… а что я с ним сделал? – выдавил Шах. Он довольно плохо представлял себе, что такое попугай и что с ним можно сотворить.

– Ты не помнишь? Ты же выдрал у него из хвоста все перья и засунул их в…

Девица прыснула. Шах застонал и начал оседать на землю.

– Что с тобой? – озабоченно спросила девица.

– Голова болит.

– Бедненький. – Девица осторожно погладила Шаха по вышеупомянутой голове. – Может, зайдешь к нам? У нас, знаешь ли, большой опыт по части восстановления клиентов. Устроим тебе массаж с горячим…

Шах яростно замотал головой.

– Как хочешь. – Девица ничуть не обиделась. – Тогда приходи вечером. Мы тебя ждать будем. Придешь?

Неимоверным усилием Шах сумел выдавить что-то вроде “мгм”. Напоследок девица звонко чмокнула Шаха в щеки и двинулась дальше по своим делам.

Отойдя на пару шагов, она вдруг взвизгнула, почувствовав, что чья-то невидимая, но весьма увесистая ладонь с размаху шлепнула ее ниже спины.

На этот раз дверь в трактире Тромба отсутствовала напрочь. То ли ее еще не успели восстановить после полета в компании досточтимого господина Курокрада, то ли Тромб решил повременить с ее установкой до момента отбытия Шаха из Хамилога.

Внутри было почти так же светло и чисто, как вчера. Кроме самого Тромба, как обычно стоявшего за стойкой, словно ничего особенного и не произошло, в трактире был только один посетитель – здоровенный варвар, дремавший за одним из столов. Когда Шах вошел в трактир, варвар оторвал от тарелки лицо, на котором, кроме салата, имелись также многочисленные синяки и шишки, и попытался сфокусировать на вошедшем взгляд своих мутных синих глаз. Как ни странно, ему это удалось, и, судя по всему, он даже узнал Шаха, поскольку лицо его при этом озарилось радостной улыбкой. Он даже сумел прореветь что-то неразборчивое, но весьма одобрительное, однако на этом его силы вновь исчерпались, и варвар рухнул обратно в тарелку, где и захрапел еще громче прежнего.

– Должен сказать, – как ни в чем не бывало начал Тромб, – что с твоей стороны было очень разумно выставить пострадавшим ту бочку вина – после того, как ты исколошматил их до полусмерти.

– Бочку вина? – переспросил Шах.

– По правде говоря, я уже не очень-то надеялся продать все вино из той бочки, пока оно не прокиснет, – продолжал Тромб. – Так что, я думаю, больше, чем пол-томаса, она не стоила.

Шах тяжело вздохнул и выложил на стойку один из своих пяти золотых. Трактирщик косо взглянул на монету своим магическим глазом, и она исчезла, хотя руки Тромба – в этом Шах готов был поклясться – были заняты протиранием посуды. Взамен монеты на стойке появилась стопка мелочи.