Владимир Круковер - Извращение желаний

Впрочем, все мы в зоне, только режим у нас разный. Оборотни пристроились около государственной кормушки, живут добротно, но спят плохо – у кормушки полно других желающих, того и гляди отпихнут. Не до сна. Другие на помойках кучкуются, жратва и теплый подвал – все что нужно для жизни. Третьи – охранники. На государственном обеспечении, под защитой закона. Ну и хозяин, естественно, некто, вроде полковника Васильева. Целая свора с ним вместе: оперативники, замполиты, начальники отрядов, снабженцы. Ну а есть еще некие, вроде нейтральные. Ни нашим, ни вашим. Тем всего трудней. Их хата только на словах с краю, а на деле то те, то другие норовят их хату налогом обложить или каким еще побором.

Джентльмен это тот, кто напросившись к одинокой женщине на чай, попьет чай и прощается, считают в Британии. Джентльмен это тот, кто забрав у человека все имущество, оставляет ему жизнь, считают в России. Так что в охранниках у нас сплошные джентльмены.

А день начался вроде весело. Что ж это такие мысли в голову лезут. Уж не Сатана ли сапожный их навеял?

Я активировал свой телепатический орган и попытался найти Ыдыку Бе. Но что-то разладилось после путешествия в прошлое, к забавным богатырям. Я увидел какого-то мрачного редактора неопределенного пола, черкающего мою рукопись [41]. Это видение явно было из будущего. Редактор пробегал текст, изредка ставя пометки, а потом уселся за разгромную рецензию. Я попытался заглянуть ему в сознание, но там было мутно, ясно виделись только орфографический словарь и гонорарная ведомость. В текст рукописи он не вникал, а скользил по нему, будто бегал на коньках «снегурочках» по тонкому льду.

Что же это за рукопись? – подумал я. – Не сочинения ли? Нет, за них я уже получил аванс, теперь их в любом случае добьют до выпуска.

Неожиданно мне удалось прочитать название рукописи, сам не понимаю как – но удалось. Рукопись носила название: «Извращение желаний», в подзаголовке уточнялось: «Разтроенный Ыдыка Бе в России».

Я вновь заглянул в сознание редактора. Теперь к словарю и ведомости прибавилась чашка кофе. «Так свари и выпей», – подумал я в муть его головы. «Рад бы, да нету дома кофе», – с неожиданной четкостью пришла ответная мысль. «Купи!» – разозлился я. «Денег нет, – пришла ответная мысль, вот сдам рецензию на эту муру, получу бабки, тогда, конечно, куплю». «Сам ты мура! – обиделся я. – Все тут правда, конкретные события описаны». «Что-то у меня мозга за мозгу заходит, – возникла отвлеченная мысль моего абонента, – надо завязывать у фантастов работу брать, перехожу в отдел прикладной литературы».

Связь прервалась. Как же так, подумал я для себя лично, когда же я успел написать об этой чертовщине? Вот бы в конец заглянуть…

– Успеешь, – раздался в голове сварливый голос, походивший на сопрано Пугачевой, – вечно вы, люди, куда-то спешите. Даже на собственные похороны.

– Елена Ароновна? – обрадовался я.

– Я, я, – ответила ведьма, – сиди дома, никуда не уходи. Скоро мы все у тебя будем.

Я выглянул в окно. Вдоль двора к моему подъезду тянулась длиннущая кишка из плеч и голов разных существ. Люди и нелюди двигались так, как обычно переступают в очереди к Владимиру Ильичу, – внешне печально, строго в затылок друг другу.

Жизнь на зоне всегда насыщенна событиями. Зэки постоянно создают друг другу крупные и мелкие неприятности, насыщая эту жизнь коммунальными «разборками», а начальство добавляет жару в костер страстей. Профессор абстрагировался от этой мелочной возни, удачно прикрывая неординарность своего поведения частичной ненормальностью. Но администрация не могла себе позволить допустить отстраненности какого-то осужденного от склок дружного семейства ИТУ-9, а в сумасшествие Бармалеенко не верила. Поэтому, пока ум профессора витал в эмпириях, шкодливое подсознание Гоши активно участвовало в жизни зоны, навлекая на профессора изменение режима на «строгий усиленный». Зловещая тень БУРа уже почти покрыла недальновидный спинной мозг вместе с витающим в облаках, головным, когда педантичный майор Момот попытался вмешаться в стройное течение событий.