Александр Рудазов - Призрак

— А домовых вообще как… много? — спросил он Прокопа.

— Хватает, — степенно ответил тот. — Хотя сейчас уж не так много, как в былые времена. Я вот, к примеру, высотник — целое многоэтажное здание у меня под началом.

— Ого.

— А ты думал! — гордо подбоченился домовой. — Народ все хороший, добрый. А вообще я из господаров…

— Это что такое?

— Народец мой так называется, племя. Нас, домовых-то, много разных. Я на своем веку-то всяких повидал. Земниксов видал, кагырканов, бравунов, лютенов. Заскувараса однажды встречал японческого. Но сам из господаров. Хотя нас немного уж осталось — сейчас если кто домовым становится, так все новыми… не знаю уж, как их и прозвать… да и нечасто уж становятся-то сейчас… Я-то сам с шестого веку еще, к северу от Константинополя проживал…

— В смысле становятся? — перебил Данилюк. — Кто становится?

— Ну как это кто? Большаки… люди. Как вот я стал, так и другие становятся… иногда. Сейчас нечасто уж, говорю.

— То есть… подождите… Прокоп… э-э… Батькович, так вы что, тоже раньше были человеком? — поразился Данилюк.

— А что тебя удивляет-то? — спросил Хозяин Кладбища. — Откуда нам еще братьша-то? Духи не ражмножаютша, паренек. Мы вше когда-то были людьми… или животными. А некоторые — прошто штихийный выброш… прижрачнощти. Для этого ешть какое-то ученое шлово, но я его не помню.

Уяснив этот момент, Данилюк спросил, почему они тогда так выглядят. Остальные же призраки выглядят так же, как при жизни. Одни с предсмертными увечьями, как Тряпочкин, другие без них. Голодные духи, да, монстры те еще — ну так у них и мозги тоже набекрень, там от людей и внутри-то ничего не осталось.

— Вот то-то и оно! — поднял палец Демьян Федорович. — У наш, паренек, тут та же шамая катаващия. Это там, у живых, бытие определяет шожнание. У наш, наоборот, шожнание определяет бытие.

— Это как? — не понял Данилюк.

— Да вот именно так. Как видишь. Как ты шам о щебе думаешь, шам щебя предштавляешь — так ты и выглядишь. Обычные прижраки выглядят как люди — какими щебя помнят, такие и ещть. А мы, духи вщякие, выглядим, как положено духам выглядеть. Я вот Хожяин Кладбища. Мне по должношти положено штрашилой быть — вот я и штрашила. А Прокоп — домовой. Домовые — они какие? Они мелкие. Их люди мелкими предштавляют, и шам Прокоп тоже уверен был, что домовые — они вот такие. Вот он и штал вот таким. Укороченным и ш лошадиными ушами. А водяные вот чешуей покрываются, хвошт отращивают или еще что-то там такое. А лешие корой аль мехом жвериным… ну ты понял принцип, да?

— А… ну… кажется, понимаю, — не очень уверенно кивнул Данилюк. — То есть если я себя воображу кем-нибудь другим… то тоже изменюсь?

— Прошто воображишь? — усмехнулся Демьян Федорович. — Нет, паренек, шалишь. Чтоб ижменитьша, тебе нужно начать шебя кем-нибудь другим шчитать. Вшерьеж. Шамому поверить, что ты — не Алёша Данилюк, а кто-то там еще. Вот тогда ижменишьша.

— Ага… Услышал вас… А можно еще вопрос?

— Валяй.

— Почему вы шепелявите? То есть я вижу, что у вас… языка нет, но… вы же призрак. То есть дух.

— Да та же причина, — проворчал Хозяин Кладбища. — Я не голошом говорю, а швоим о нем предштавлением. Я при жижни-то шепелявым не был. Только теперь вот вмешто башки у меня череп. Беж яжыка. И я прекрашно жнаю, что это ничего не жначит, но вщё равно в глубине души щитаю, что должен шепелявить. Вот и шепелявлю.

— Так без языка же вы вообще говорить не должны. Никак.

— Шлушай, парень, да не ищи ты в этом логику. Ждешь вще в твоем шожнании, понимаешь?

Данилюк все еще не до конца понимал. Но общий принцип вроде бы уяснил.

Далее беседа утратила насущность. Духи заговорили о вещах отвлеченных — последних городских и мировых новостях. О политике заговорили, о военных конфликтах. Данилюку эти посиделки пикейных жилетов были неинтересны, а призрачная водка кончилась, так что он откланялся.

После аж семи рюмок Данилюк таки начал чувствовать себя под хмельком. В голове шумело почти так же, как бывало иногда при жизни.

Вряд ли он в самом деле пьян. У него же теперь нет организма, нет печени, нет крови… что там вообще задействовано, когда бухаешь? Он теперь призрак. Бесплотный дух. Наверное, это снова чисто психологическое… как там говорил Фемьян Дедорович?.. Сознание определяет бытие?.. Он выпил семь рюмок водки, он полагает, что должен быть пьян — и в итоге он пьян. Видимо, как-то так.

Интересно, а если он выпьет призрак яда — он отравится? А если его пырнут призраком ножа? Или застрелят призраком пистолета? Лучше не проверять, конечно, но знать такие вещи теперь надо.