Христо Поштаков - Гаси Америку!

Седой индейский вождь Большая Водка смотрел на закат, время от времени запуская сухую ладонь в пузатый глиняный чайник. Он брал оттуда твёрдые катышки овальной формы и клал их себе в рот. Большая Водка мог видеть закат даже утром,его зрение было не простым, оно было зрением старого индейца, такие всё видят иначе…

К старику осторожно подошёл юноша.

– Говори, Продолжительный Спазм, - не разжимая зубов, разрешил старший.

– Я сегодня попробовал траву дьявола… Мне было страшно. Я многое видел, Большая Водка…

– Я верю. Я курил о тебе.

– Будь осторожен, вождь, Великая Минздра предупреждала…

– А не пойти бы ей вдоль прерий в сезон дождей в единственное тёмное место у белого мустанга?! О чём рассказала тебе трава, Продолжительный Спазм?

– Сначала она показала нужные пятна на кактусах, те самые, о которых, Большая Водка, ты мне рассказывал.

– Больно не было?

– Нет, я срезал их томагавком, растёр кожуру и посыпал на ладони, ещё немного на голову… Мама ругалась, что я истребляю её домашние растения.

– Неважно, плюнь на маму и продолжай…

– Потом кактус дал мне первые семена. Я принёс тебе немного… А вот после них перед моим взором открылся каньон, и я ощутил страх.

– Будь осторожен с травой дьявола, Продолжительный Спазм, ты ещё недостаточно крепок для неё. Я внимательно слушаю звуки, которые ты издаёшь, не останавливайся…

– Я видел в каньоне неуязвимого человека, одетого в железо. Он сидел на коне и держал в руке опухший нож.

– Это называется «меч», мой любознательный почитатель дымка.

– Меч? Тебе лучше знать, мне не хватает слов… Он был не местный.

– Вот ещё… не хватало нам чужаков.

– Он был не один, Большая Водка, с ним были ещё двое. Один похож на тебя, такой же древний, как скелет бизона за ручьём, он держал связку листов для курения в суперобложке…

– Это называется «книга».

– Книга… Ты словно смотрел вместе со мной!

– Я тоже люблю траву дьявола, молодая буйная поросль… Хочешь, угадаю, кто был третий?

Юноша стянул из чайника последний катышек и кивнул.

– Он был нечеловек, Продолжительный Спазм, он был дракон…

– И он махал огромными крыльями, широкими, как язык Минздры.

– И требовал пищи!

Юноша сел рядом со старым индейцем и закрыл глаза. Теперь они оба видели закат и знали будущее…

Солнце зевало в утренней дымке, укрывшей столицу Объединённого королевства неприступный Сюдасказал. Настырные лучики мчались наперегонки по стенам и улочкам, а солнце по-отцовски радовалось за них. Встревоженный сон с неохотой покинул королевский дворец, требуя срочного посещения ночных ваз, подключённых к централизованной системе водоснабжения и канализации.

Первое лицо страны сам Барди Бравый, муж Хельги Прекрасной (некогда Барди Ландрийский, в мире кино - Барт Грейди, а в самом начале голодного рыцарства - «божий человек в помятом железе»), открыл глаза. Достаточно было мимолётного взгляда на его культуристские руки, чтобы признать: пятнадцать лет правления сделали парня суперкрепким управленцем, грозой лентяев и тунеядцев. Хорошо развитые мускулы наблюдались по всему телу. Казалось, он круглые сутки поглощал протеин, подбрасывал гири и взвешивался. Отчасти так и было, но в жизни правителя имелись и другие заботы.

Недавно, к примеру, его армия надавала по шеям малочисленной империи гиббонтов. Завоевала вражеский остров, а побеждённого императора посадила на пшеничную дань - а чего стесняться, порядок такой, никуда не денешься. Надо же как-то компенсировать экономические потери в результате военной операции…

Подали завтрак: болтунью из двух цельных яиц и шести яичных белков, полчашки варёной овсянки, банан, стакан апельсинового сока. Хельга исправно следила за тем, чтобы муж получал полноценное питание. Наведавшись в ванную, король, обмотанный полотенцем, приступил к трапезе, во время которой всегда находилась минутка-другая для воспоминаний…

Фанат пивной ферментации, старик Рогональ добил свою больную печень и приказал долго жить. Причина его кончины скрывалась не особенно тщательно: бывший король вусмерть упился элитным виски и покинул мир счастливым, так и не выпустив из рук недопитую бутылку. Схоронили отца Розамунды в склепе, устроенном прямо в его любимом погребке, который впоследствии стал чем-то вроде дома-музея…