Алексей Калугин: Произведение искусства

Стоит ли говорить, что после бурно проведенной ночи на объекте я появился только к полудню. Зрителям, которых не стало меньше, я улыбался уже несколько устало и натянуто. Ну, в самом деле, сколько можно восхвалять мои человеческие – или, с точки зрения эмерслейкеров, как раз нечеловеческие достоинства?

Подойдя поближе, я еще раз придирчивым взглядом окинул объект. Все было на месте: куполообразный дом, упакованный в ровный куб строительных лесов, застывшие на самом верху роботы с включенными красными огнями, аккуратно сложенные внизу упаковки неизрасходованных материалов и пара голубых контейнеров со строительным мусором – как же без него? Как ни старайся, все равно контейнер-другой наберется.

Улыбнувшись вполне счастливо, я достал из кармана дистанционный пульт управления и передал роботам команду начинать разборку строительных лесов. В уме я уже прикидывал, что если роботы справятся с работой за пять-шесть часов, то вечером я смогу взлететь – погрузка займет не больше часа. Таким образом, я верну Жеке Пселу его оборудование почти на сутки раньше оговоренного срока. Вот так!

Так думал я. Но эмерслейкеры, как оказалось, полагали иначе.

Я не сразу обратил внимание на то, что среди собравшихся вокруг стройки зевак началось какое-то странное волнение. Что-то не в порядке, подумал я лишь после того, как один из аборигенов наступил мне на ногу. Эмерслейкеры никогда не допускали таких оплошностей, следовательно, сделано это было умышленно. Но почему? Мне было ясно, что происходит что-то необычное, но я даже представить себе не мог подлинную причину охватившего эмерслейкеров беспокойства. Хотя «беспокойство» – это не совсем то слово, которое может точно описать состояние окружавших меня гигантских слизней, – все тот же пресловутый языковый барьер! Короче говоря, у меня создалось впечатление, что эмерслейкеры собираются с духом, чтобы всем скопом наброситься на меня, при этом убивать они меня не станут, но что-нибудь весьма неприятное, о чем я потом буду вспоминать до конца своих дней, наверняка сотворят. И, как на зло, рядом не было ни одного аборигена с имплантированным ретранслятором, который хотя бы в самых общих чертах мог объяснить мне, что происходит с его собратьями.

Честно признаюсь, я немного струхнул. Я был единственным гуманоидом на планете, населенной гигантскими разумными слизнями, которая – заметь! – все еще официально не вступила в Галактическую Лигу. То есть юридические нормы Лиги на Эмерслейке не действовали, и ежели выяснится, что я по незнанию или по недомыслию совершил какую-то фатальную ошибку, то и судить меня будут по местным законам. В этот момент я почему-то вспомнил третью планету системы Дас, власти которой столь рьяно следили за чистотой, что за плевок на улице провинившемуся под корень отрезали язык. Который, впрочем, через пару дней благополучно отрастал, и злостный нарушитель закона мог продолжать заниматься своим грязным делом. И, не стану лгать, вздохнул я почти с облегчением, когда узнал в целеустремленно пробирающемся ко мне сквозь плотную толпу эмерслейкере местного художника-примитивиста.

Но вместо того, чтобы объяснить мне, что происходит, мой старый приятель – мы были знакомы без малого две недели! – набросился на меня с упреками. Я бы даже сказал – заорал, но, по счастью, мой электронный переводчик не реагировал на степень накала эмоций аборигена, весьма образную речь которого ему приходилось транслировать на упрощенный галактос.

– Вандал!.. Варвар!.. Безумец!.. Грязь марсианская!.. Нехристь!.. Лишенец!.. Олигофрен!.. Сын бешеной обезьяны!.. Да будет проклят род твой до седьмого колена!..

Переводчику пришлось перебрать все имевшиеся в его памяти непристойные слова и оскорбительные выражения для того, чтобы донести смысл того, что хотел сказать эмерслейкер.

Я все это внимательно слушал, пытаясь отыскать в потоке проклятий какое-нибудь ключевое слово, которое дало бы мне возможность понять, что происходит, в конце-то концов! Но тщетно!

Как ты понимаешь, эмерслейкеру не нужно было делать вдох для того, чтобы перейти к очередному блоку проклятий, поэтому я опасался, что так и не дождусь паузы, чтобы вставить в нее свое слово. Но словарный запас моего собеседника истощился минут через десять – до общегалактического рекорда ему было далеко, а в закрытом первенстве Земли его бы не допустили к участию даже в конкурсе для домохозяек-любительниц.

– Прошу прощения, друг мой, – произнес я, как можно спокойнее, дружелюбнее и ласковее, надеясь, что эмерслейкер и без электронного переводчика сумеет считать мой эмоциональный профиль. – Но я не могу понять, с чем связана царящая вокруг суета? Да и вы сами, как мне кажется, несколько возбуждены.