Артем Тихомиров: Спригган

Сажа выдувалась из особой дырки на уровне моих глаз. Я обследовал ее и хмыкнул. Тоже мне! Этого недостаточно, чтобы напугать или даже удивить Локи Неуловимого. На своем веку он повидал много чего такого, что барону и не снилось.

Так, приступим к осмотру места происшествия.

Вы не представляете, что иной раз можно встретить в сейфах и тайниках, куда, по мнению владельцев, никогда не проникнет взор постороннего. Им, тайникам, чудаки поверяют свои самые важные секреты, и, честно говоря, при виде некоторых из них кровь стынет в жилах. Другие тайны вызывают гомерический хохот, чреватый истерикой, способной завалить все дело. Чтобы справиться с ним, вам потребуются крепкие нервы. Могу привести примеры из собственной практики. В первом случае (когда кровь стынет) я увидел в сейфе клиента отрезанную детскую голову, а во втором (гомерическом) золотой… в общем, в ученых кругах эту штуку называют фаллоимитатором.

Так вот, в этом сейфе ничего такого не было – ни голов, ни столь необходимых в быту штуковин. Даже как-то неинтересно.

Вот кожаный кошель с монетами, вот металлическое блюдо, на котором лежит несколько золотых колец и брошей и, конечно, цель моей сегодняшней вылазки. Коробочка с бриллиантовым ожерельем в каких-то сто карат. Открыв ее, я убедился, что ожерелье на месте, и пожелал его владелице, супруге барона, долгого психического здоровья. В конце концов, должна быть у этой благородной матроны хоть какая-нибудь совесть? В мире столько нуждающихся, а она расхаживает, блистая, как новогодняя елка. Придется, госпожа баронесса, сделать вас чуточку несчастной.

С алчным выражением на лице, с глазами, горящими над маской, я спрятал коробочку под куртку (в особый кармашек) и локтем закрыл дверцу сейфа. Тот слабенько щелкнул. Что ж, пора смазывать лыжи. Как здесь ни приятно находиться, а пора и честь знать.

Всегда бы задания проходили столь гладко и мирно, подумалось мне, и губы сами собой разошлись в счастливой улыбке субъекта, у которого все хорошо.

Я взял лампу и собирался потушить ее. Я набрал воздуха, надул щеки, да так и остался, потому что дверь в кабинет барона растворилась.

В ней, точно фамильный призрак, показался сам Заморис, с лампой в руке и выражением на физиономии, какое бывает у выдернутых из зимней спячки сурков. Еще он походил на это благородное животное своими обвислыми боками, обернутыми домашним халатом.

Мы не могли не встретиться взглядами. Так было предназначено судьбой. Точно также вы идете по улице и видите девушку своей мечты – я имею в виду, что избежать зрительного контакта ни один из нас был не в состоянии. Барон как раз поставил лампу на письменный стол – и судьба ударила в литавры, причем постаралась выбрать их как можно более крупного размера.

Я подавился. Приготовленный для задувания лампы воздух вылетел из меня, но часть его застряла в горле. Я вздрогнул, словно оратор, на которого напала икота, и понял, что пора откланяться. Злоупотребление гостеприимством в лучших домах Кавароны не считается хорошим тоном, особенно если хозяин видит гостя одетым в черный костюм, из которого в верхней части торчат только обведенные сажей глаза.

Заморис соображал долго. Я понял, что это мой козырь, и сделал скачок. Прямо с места, как мне всегда удавалось.

Помимо литавр, у судьбы и Неумолимого Рока (сегодня ночью они работали на пару) оказался тот самый кирпич, о котором говорила крыса. Судьба и врезала мне им по башке. Едва я прыгнул, ища спасения, как таинственная грозная сила тут же дернула меня назад. Я ударился затылком о стену и принялся извиваться, словно кошка, схваченная за шкирку.

Я орал, шипел и царапался, стараясь нанести неизвестному противнику как можно больший ущерб. Врешь, Локи Неуловимый просто так не сдается!

Барон смотрел на мои энергичные взбрыкивания и все никак не мог упасть в обморок. Воровская лампа свалилась на пол и погасла, так что хозяин видел лишь мою тень. Должно быть, картинка жутенькая.

Призвав на помощь свои спригганские способности, я в отчаянии рванулся вперед. Раздался треск, ознаменовавший мое освобождение, и, так как я приложил для этого больше усилий, нежели требовалось, мне пришлось полететь вперед и познакомиться с письменным столом.

Стол был твердый, слишком твердый для моей головы. Может, любую другую он по-отечески бы приласкал, но с моей обошелся не очень вежливо.

Я сел, стараясь убедить комнату прекратить безобразия и стоять смирно. Она не хотела. Мои мысли разбежались в разные стороны, что и неудивительно. Пытаясь вспомнить, что я тут, собственно, забыл, я увидел барона, который несся в моем направлении, размахивая длинной блестящей штуковиной.