Терри Пратчетт - Платье цвета полуночи

— Да, — кивнула Тиффани. — Матушка Ветровоск так говорит.

— Она это присловье и придумала. Говорят, не ты находишь ведьмовство, оно само тебя находит. Но ты его нашла, пусть в ту пору и сама не знала, что ищешь, ты его нашла, и ухватила за шкирку, и заставила работать на себя.

— Это всё очень… любопытно, — проговорила Тиффани, — но у меня много дел.

— Только не в передвижном настоящем, — решительно возразила Эскарина. — Послушай, Лукавец снова тебя отыскал.

— Думаю, он прячется в картинках и книгах, — предположила Тиффани. — И в гобеленах. — Девушка передёрнулась.

— И в зеркалах, — добавила Эскарина, — и в лужах, и в отблеске света на осколке стекла или на лезвии ножа. Сколько способов ты можешь вообразить? Готова ли ты испугаться, и если да, то как сильно?

— Мне придётся дать ему бой, — проговорила Тиффани. — Мне кажется, я давно уже это знаю. Думаю, убежать от него невозможно. Он любит издеваться над своими жертвами, да? Он — хвастун и задира, он нападает только тогда, когда уверен в победе, так что мне надо каким-то образом оказаться сильнее его. Я наверняка что-нибудь придумаю: в конце концов, он немного смахивает на роителя. А с роителем я на самом деле легко справилась.

Эскарина не повышала голоса; но почему-то эта тихая речь производила больше шума, нежели самый громкий крик.

— Ты упорно отказываешься признать важность происходящего, Тиффани Болен, мастерица по сырам? Тебе дан шанс победить Лукавца, но если ты не справишься — ведьмовство погибнет и падёт вместе с тобой. Лукавец завладеет твоим телом, твоим знанием, твоими талантами и твоей душой. И ради твоего же блага — и ради блага всеобщего — ведьмы, твои сёстры, в кои-то веки позабудут о своих разногласиях и ввергнут вас обоих в небытие, пока ты не натворила новых бед. Ты понимаешь? Это очень важно! Ты должна сама себе помочь.

— Другие ведьмы меня убьют? — в ужасе переспросила Тиффани.

— Конечно. Ты — ведьма, и ты знаешь, что всегда говорит матушка Ветровоск: «Мы делаем то, что нужно, а не то, что приятно». Либо ты, либо он, Тиффани Болен. Проигравший умрёт. Что до Лукавца, к сожалению, он, скорее всего, снова объявится спустя несколько веков; что до тебя, тут я даже гадать не берусь.

— Погодите минутку, — встрепенулась Тиффани. — Если ведьмы готовы сразиться с ним и со мной, почему бы тогда нам всем не объединить усилия и не сразиться с ним теперь же?

— О, запросто. И ты этого хочешь? Чего ты хочешь на самом деле, Тиффани Болен, здесь и сейчас? Выбор за тобой. Наверняка другие ведьмы хуже о тебе думать не станут. — Эскарина на мгновение замялась, а затем добавила: — Ну, то есть, наверное, они проявят снисхождение.

«Ведьма, которая бежала от испытания? — подумала Тиффани. — Ведьма, к которой проявляют снисхождение, потому что знают: она недостаточно хороша? А если ты сама считаешь, что недостаточно хороша, тогда ты уже никакая не ведьма». А вслух она сказала:

— Я лучше умру, пытаясь быть ведьмой, нежели останусь девчонкой, к которой все снисходительны.

— Госпожа Болен, ты демонстрируешь просто-таки греховную самонадеянность, непомерную гордыню и уверенность в себе, и да позволено мне будет заметить, что от ведьмы я меньшего и не ждала.

Мир чуть дрогнул — и изменился. Эскарина исчезла, пока слова её ещё оседали в сознании Тиффани. Перед ней снова возник гобелен, девушка всё ещё грозила ему тлеющей головнёй, но теперь уже — решительно. Ей казалось, воздух переполняет её и тащит вверх. Мир словно с ума сошёл, но она, по крайней мере, знала, что огонь, едва коснувшись сухого гобелена, сожжёт его, как солому.

— Я сожгу эту старую тряпку, ты и глазом моргнуть не успеешь, так и знай! Убирайся, откуда пришёл!

К вящему её удивлению, чёрная фигура отступила. Послышалось тихое шипение — и словно бы тяжкое бремя упало с плеч Тиффани, забирая с собою и вонь.

— Ну надо же, как интересно!

Тиффани стремительно обернулась. Перед ней маячила жизнерадостная усмешка Престона.

— А знаешь, я здорово встревожился, когда ты на пару мгновений словно одеревенела, — промолвил молодой стражник. — Я уж подумал, ты умерла. Я дотронулся до твоей руки — со всем моим уважением, никаких вольностей, — и на ощупь она была что воздух в грозовой день. Так что я понял: это дела ведьминские, и решил приглядеть за тобой; и тут ты вдруг стала грозить ни в чём не повинному гобелену уничтожить его в пламени!

Тиффани заворожённо смотрела в глаза юноши, точно в зеркало. Огонь, думала она. Огонь однажды уже убил Лукавца, и Лукавец об этом знает. Он к огню даже приближаться не станет. Разгадка — огонь. Зайчиха бежит в огонь. Гмммм.