Светлана Багдерина - День Медведя

Когда до заветной двери, ведущей в детское крыло, оставалось несколько метров, за спиной у него вдруг раздалось быстро приближающееся предастматическое пыхтение и шлепанье двух пар босых ног по каменному полу. Удивленный старик оглянулся – и замер.

Прямо на него, словно в лобовую атаку, решительно набычившись и не сворачивая с намеченного курса ни на сантиметр, пер Малахай.

Памятуя непредсказуемый, хоть и незлобный характер воспитанника юной убыр, дед приветливо помахал медвежонку рукой и предусмотрительно прижался к стене, пропуская косолапого, явно направляющегося на поиски своей няньки. Может, она тоже пошла навестить матушку Гусю?

Это было бы весьма кстати: можно было бы сказать, что встретил Малахая и пошел его проводить, чтоб не напугал кого-нибудь по дороге.

Довольный донельзя своей изобретательностью и счастливым случаем, дед Голуб проворно ускорил шаг и прибыл к огромной массивной двери, отгораживающей беззащитный мир от почти сотни озорных постолят, находящихся на обеспечении Временного Правительства, чуть-чуть вперед медвежки.

– Милости прошу, Малахай Медведевич, к нашему… – взялся он, было, за ручку, но к его изумлению мишук даже не повернул в их с дверью сторону головы, а целеустремленно прокосолапил дальше.

– Эй, ты куда? – развел руками дед, но вопрос, как и следовало ожидать, остался без ответа.

И Голубу ничего не оставалось делать, как в соответствии с заявленной причиной сопровождать медвежонка до конечной цели его путешествия.

К изумлению старика, цель эта отыскалась очень скоро: в конце коридора, там, где располагалась потайная библиотека, случайно обнаруженная лукоморским царевичем, дверь была нараспашку, а под короткой лестницей горел свет! Находка в библиотеке? Не знал, что она умеет читать.

Малахай Медведевич при виде открытой двери воспрянул духом, энергично потянул черным мокрым носом, заговорщицки оглянулся на Голуба, и вдруг как припустил во весь опор – так, что черные пятки только засверкали! «Соскучился, поросенок», – была первая умильная мысль старика.

Мысль вторая подскочила и выпрыгнула вперед, словно испуганный заяц: «Так он же там такими темпами всё вверх дном перевернет!!!»

– Постой, погоди!.. – крикнул, умоляюще вытянув руки вслед улепетывающему медвежке Голуб.

Но тот то ли не понял, то ли был просто не в настроении стоять и годить, но при звуке человеческого голоса за своей мохнатой спиной рванул вперед, что было медвежачьих сил, кубарем скатился по лестнице, пронесся через освещенную зону и пропал в темноте.

– Малахай, стой!.. – забыв ради бесценных фолиантов в подвале, что ему уже давно не двадцать лет, и даже не три раза по двадцать, и что Находка и Щеглик велели ему провести в постели со своим прострелом еще пару дней [9] «Наш прострел везде поспел», – заметил по этому поводу Голуб. , старик помчался вслед улизнувшему у него из-под носа бурому шкоднику. – Малахай!..

– Малахай?.. – столкнулся он у подножия лестницы с озадаченной запыленной октябришной в окружении элитной гвардии Кыся и нескольких десятков, если не сотен картин в различной степени развернутости.

– Где Малахай? – встревожилась Находка.

– Там!.. – задыхаясь, ткнул дрожащим пальцем в темноту старик. – Как дунул мимо меня – ровно конь скаковой, а не медведь!.. Боюсь, как бы чего там не…

Но Находке, мучительно и стыдливо переживающей каждый изгрызенный ее приемышем стул, каждую изодранную портьеру, каждый раскуроченный шкаф, ничего не надо было объяснять.

– Малашка!.. – грозно наморщила лоб и сердито выкрикнула она. – А ну, выходи сей же час, шпаненок толстопятый! Где ты?

Звуки сворачиваемого метрах в десяти от них стеллажа и лавины рушащихся на толстопятого шпаненка древних книг были ей ответом.

– Вот я тебе задам, фулюган!..

И, позабыв про свое занятие, дружина Кыся под предводительством Находки взяла наизготовку светильники-восьмерки и рысью двинулась осуществлять операцию «Перехват».

Умник, который придумал пословицу про ловлю черной кошки в темной комнате, никогда не пытался поймать бурого медведя в темной библиотеке размером с половину футбольного поля.

Сначала, заслышав грохот разрушения, все ринулись на звук и очень быстро оказались перед покинутым, еще клубящимся пылью завалом из двух стеллажей и стольких же сотен беспомощно навалившихся друг на друга и нервически шелестящих страницами книг.

Старик охнул и кинулся поднимать и отряхивать старинные тома и трясущимися руками расправлять им загнувшиеся листики, словно это были малые дети, но тут откуда-то слева раздался новый шум, треск и стук фолиантов, дождем падающих на разошедшегося мишука и пол.