Том 1.Замуж с осложнениями

Я принимаю бутон двумя руками -- этому жесту вежливости нас преподаватель в колледже обучил. Старейшина усмехается, а Азамат смотрит на меня растроганно, как будто понял обо мне что-то великое и прекрасное.

-- Будет твоей бормол коллекции началом, -- говорит Унгуц, поднимаясь в сидячее положение, скрещивает ноги и наклоняется над столом ко мне. Он довольно щупленький дедок, сидя даже не намного меня выше. Его сморщенное лицо обрамлено сахарно-белыми волосами и бородой, в которые кое-где вплетены серебристые шнурочки. -- Бормол, -- говорит он наставительно, -- каждый у себя держит, в руки другому не даёт. Случись пожар в доме, бормол вынесешь, -- он задумывается ненадолго, потом добавляет, -- ну, можно муж вынесет. Другим не даришь, незнакомым не рассказываешь. Дома поставишь в только-ты-бываешь комнате. Вернёшь дарителю, -- он наставительно поднимает палец, -- страшнейшее оскорбление. Особенно от тебя: равно как боги отвернулись.

На этом он решает, что его миссия как наставника выполнена, и заваливается обратно на подушки, кивнув Азамату, чтобы налил ещё гармарры. Я рассматриваю бутон: он сделан невероятно изящно. Узкие лепестки скручены в спираль, листочки завёрнуты кудряшками. Прожилки на дереве проходят как раз так, что получаются прожилки на лепестках.

-- Очень красиво, -- говорю осторожно. -- Спасибо вам большое.

Старейшина смеётся, а Азамат, улыбаясь, протягивает мне свеженаполненную пиалу.

-- Чужаки по-муданжски говорят второй раз слышу, -- говорит Старейшина Азамату, -- но всё смешно.

-- А вы ещё кого-то знаете, кто муданжский выучил? -- спрашивает Азамат.

-- Молодой был, на Гарнете работал, -- пожимает плечами Унгуц, -- там один восемь-языков-знал парень был. Наш язык от меня учил. Как-то имя-то его... Вайен-чин.

-- Валентин? -- ошеломлённо переспрашиваю я.

-- Да-а, да-а, так, -- кивает Старейшина.

-- Это мой учитель, -- говорю. Ибо вряд ли в мире есть два Валентина, знающих муданжский язык. Правда, насчёт восьми языков я про нашего препода не знаю, ну так я про него вообще почти ничего не знаю, если вдуматься.

-- О! -- хохочет Старейшина. -- Боги мне задолжали!

И снова покатывается, чуть не давясь, выставляя напоказ полный рот крепких, здоровых, рыжеватых от курева зубов.

Мы с Азаматом весело переглядываемся: кажется, на сей раз он точно так же, как я, ничего не понимает.

-- Почему Старейшины так странно говорят? -- задаю давно мучащий меня вопрос. -- Я легко понимаю, когда ты или Алтонгирел говорите по-муданжски, а эти совсем по-другому слова ставят...

-- Это потому что всеобщий очень сильно на мозги садится, -- говорит Азамат. -- Считается, что у тех, кто его выучивает, личность меняется. На муданжском ведь всё главное в конце, и можно очень долго говорить, и в это время решать: сказать правду или нет, о будущем или о прошлом, согласиться или возразить... а во всеобщем с главного начинаешь, вот и получается, что думать надо очень быстро. Старейшинам же ничего быстро делать не пристало, поэтому у них речь очень правильная. А мы, наёмники, косноязычные.

-- А разве ты не можешь говорить, как Старейшины? -- спрашиваю. Как-то обидно думать, что Азамат по местным меркам косноязычен.

-- Могу, конечно, -- улыбается он. -- Не зря же я книжник. Так и Старейшина Унгуц всеобщий знает, а говорит правильно.

Я чувствую, что краснею. Что-то я не сообразила, что раз он на Гарнете работал, то и на всеобщем понимать должен. Могла и подождать с идиотскими вопросами.

Унгуц, впрочем, смотрит на меня благодушно, потягивая свою гармарру.

-- Азамат ведь у меня учился книжному делу, -- спокойно говорит он на всеобщем, почти без акцента. -- Я же его первым начал и всеобщему учить. Я бы предложил тебя поучить муданжскому, но думаю, Азамат и сам справится.

Азамат слегка кланяется, и я тоже. Старейшина снова долго смотрит на меня изучающим взглядом, потом вдруг говорит Азамату:

-- Ты бы с ней на игры сходил, похвастался.

-- А что, игры ещё идут? -- оживляется Азамат.

-- А как же! Конные уже прошли, а сейчас бои. После обеденного отдыха четверть будет. А завтра уже лучники... Сходил бы, о себе напомнил. Ты как Непобедимый в любое время в игру вступить можешь.

Азамат поворачивается ко мне, и я сразу понимаю, что он готов хоть сию секунду туда помчаться. Ещё бы, так страдал, что нет достойного противника...

-- Ты не против, если мы после обеда... -- начинает он, и мне даже смешно делается.