Александр Карнишин - Предсказамус настрадал [СИ]

— Ну, начинайте уж вашу политику, начинайте! По рейтингу субботняя «Политика» стояла на первом месте.

Статистика утверждала, что эту программу смотрело практически все население страны. Продажа дисков с записью прошлых сезонов «Политики» приносила весомый вклад в бюджет государства. К «Политике» с кухни приходила и жена. Пока шел футбол, она смотрела по второму телевизору очередной бесконечный сериал про «Маменькиных сынков». А вот к «Политике» — шла к мужу, втискивалась в то же кресло, обнимала его, приникала всем телом тепло и приятно, шептала на ухо:

— Ну, Петь, что сегодня-то, как думаешь? Петя думал с минуту, солидно сдвинув брови, а потом отвечал:

— А какая разница? Все равно ведь не догадаемся!

— Нет, ну ты как думаешь?

— Я думаю…, — он делал паузу, вспоминая, что и как происходило. — Я думаю… А как фамилия-то нового?

— Вроде, Карапетян, что ли.

— Ну, тогда на почве национальной розни, наверное. Гимн заканчивался, на экране начиналась любимая передача миллионов «Политика». Происходила полная смена руководства страны, покушения удачные и неудачные, убийства с применением всех видов оружия, вмешательства зарубежных спецслужб, вооруженные и мирные перевороты, раз даже просто уход в отставку был — вот кто-то, наверное, обломался тогда на своих СМС-ках… Еще эпидемии с заражением и смертями, смертники в поясах и на грузовиках со взрывчаткой, крушение поездов и падение самолетов… Один президент просто умер в прямом эфире во время собственного выступления — инсульт, одного отставили церковным собором, доказав, что он — воплощение антихриста на земле… Если повторы и были, то только в общем сюжете: что-то обязательно должно было смениться. А вот что и как? Этого не знал никто. Два часа, даже дольше футбольного матча, шла эта программа. И два часа народ у телевизоров только и мог стонать:

— Нет, ты подумай, а… Что придумали… Да как же такое можно было догадаться, а? А кого поставили? О-о-о… Да ни в жисть! И что, есть сегодня победитель? А-а-а, мать, смотри, смотри, я же почти догадался! Этого, сегодняшнего, действительно «уговорили» по национальному и религиозному поводу какие-то чернявые мужики в зеленых масках, из-под которых торчали бороды, и один из них даже был в чалме. Потом, как водится, наводили конституционный порядок. Потом передавали власть преемнику, чтобы страна не осталась без власти ни на час. Потом официально сообщали о времени новых выборов, которые тоже происходили с помощью телефонных SMS всегда на следующий же день, в воскресенье. Традиция такая с давних пор — голосование в воскресенье. Ну, а с понедельника все опять шли на работу. С понедельника политикой заниматься было некогда. Надо было работать. Разве только в курилках мужики обсуждали, как оно все прошло на этот раз, и кого выбрали главным, и кого он поставил на министерские посты, и чего можно еще ждать к следующей субботе. К четырем часам, сразу после футбола.

Все начнется однажды осенью. Темной промозглой московской осенью, когда черно под ногами и черно над головой, а с деревьев уже не сыпятся никакие листья, только черные корявые ветви тянутся к низкому небу, и дворники по утрам уже не шаркают метлами, задавая ритм всему кварталу. В один из дней почти незаметно с начала просто не придет автобус по расписанию, вывешенному на картонном глянце над стальной будкой остановки. Следующий-то как раз придет. А этого, который раньше — не будет. Потом вдруг выяснится, что они ходят как бы между расписанием, между графиком. То есть, просто вместо двух рейсов в семь ровно и в семь, скажем, пятнадцать придет только один, но в семь десять. И из следующих двух опять — всего один. Народ будет возмущаться тихонько, но разница в десять минут не является критичной, на работу все успеют. А потом как-то вдруг станет один уже вместо трех. И вместо четырех потом. И его еще надо будет ловить, потому что угадать, который из них, из четырех, ставший одним, придет по графику, будет почти невозможно. И тогда толпы будут собираться пораньше, выходя заранее из теплых квартир, а некоторые даже и поднимаясь для этого раньше. Народ будет кучковаться вокруг остановки с семи утра, развернув зонтики, потому что осень, а под крышу не зайти, ведь есть те, кто пришел еще раньше. Настанет день, когда некоторые, а потом уже и многие, разочаровавшись в долгих часовых ожиданиях автобуса, будут срываться прямо от своего подъезда и — левой-правой, левой-правой, с резкой отмашкой рукой, с дыханием свистом сквозь сжатые зубы, а некоторые «паровозиком», с горящей сигаретой в углу рта — бежать на метро.