Клещенко Елена: Птица над городом. Оборотни города Москвы

Неправда, что только дети летают во сне. Взрослые летают тоже, вопрос — как. Мне часто снится, что я в самолете. Это сон кошмарный: самолетов я боюсь, и когда он на взлете тошнотворно-плавно наклоняется, будто коромысло весов, самое лучшее — побыстрее проснуться… Или скольжу, как на воздушном шаре, не высоко и не низко, а в нескольких метрах от тротуара. По-настоящему летаю очень редко. А потом мобильный телефон, он же будильник, он же портативный фотоаппарат и второй диктофон, он же друг и советчик, разражается истерическим писком и миганием. Сволочь такая. Ладно, встаю, встаю.

— Ма-ша…

Нет ответа.

— Радость моя, время!

Чадо закукливается в одеяло. Не вполне успешно: одеяло почему-то легло поперек, так что из свертка торчат голенастые загорелые ноги с беззащитными пятками.

— Ты щекотки боишься?

В ответ раздается тошный вой, вроде воздушной тревоги в фильмах про войну. Пятки каким-то невероятным способом утягиваются в кокон.

— Машка, подъем! В школу пойдем!

— Мама, ты злая, злая, — грустно сообщает кокон. — Если бы ты знала, как мне хочется спать! Тебе-то небось не хочется…

Мне — нет. Двадцать минут назад очень хотелось, просто вот до смерти, не надо было сидеть до часу ночи за компьютером. Но зарядка при открытом балконе и полчашки двойного кофе здорово способствуют переоценке ценностей и правильной расстановке приоритетов…

Мы с дочкой обе — совы. Не в прямом смысле, а по биоритму: любим работать по ночам и спать по утрам. А этот грешный мир для сов приспособлен плохо, и не я придумала, что первый урок во всех московских школах начинается в полдевятого. И наша так называемая спортивная гимназия не является исключением.

Беру со шкафа разбрызгиватель для цветов, смачиваю ладонь, тащу на себя край одеяла.

— Умываться здесь будем или в ванной?

— У-у… у, у… у-у-у!!!

— Ну ладно, вставай. Уже все равно проснулась.

Раньше я будила Машку легким шлепком по пятой точке. Очень помогало… до того самого утра, когда она за мгновение до шлепка обернулась маленьким ежиком. Пока я трясла исколотой рукой и сквозь зубы произносила слова, которые ученицам второго класса знать не положено, поганка, откатившись в угол дивана, все-таки проснулась, вернула себе человечий Облик и с радостным смехом принялась любоваться на бесплатный цирк.

Кто свернется клубком, тот зовется ежом, как говаривал молодой ягуар из сказки Киплинга, после того как впервые повстречал оборотня… Больше я спящую Машку по заднице не бью. Ладони мне для любимого ребенка не жалко, но спонтанные трансформации вредны. Могут на психике отразиться.

В метро много мам и бабушек со школьными портфелями и сонными детенышами. Но все нормальные родительницы садятся в переполненный поезд, который идет в центр. А мы с Машкой — в куда более свободный, который направляется в противоположную сторону. На крайний юг Москвы, почти к самой окружной. Ну да, по мнению тех, кого не устраивает школа, ближайшая к дому, приличные учебные заведения должны находиться в центре. Но у нас особая специализация.

Все-таки правильное было решение — назваться спортивной гимназией. Все родственники и знакомые безумно удивились бы элитному гуманитарному учебному заведению в такой страшной дырище. А для спорта — огромного бассейна, собственной конюшни и прочих прелестей — вроде бы и в самый раз.

Типовое школьное здание: квадрат с внутренним двориком, четыре этажа, белые панели в голубом кафеле. Зачем бетонный забор вокруг, в наше интересное время объяснять никому не надо. На всякий случай.

Калитка раскрыта настежь, народ спешит к первому уроку. Вот лопоухий шестиклассник с косой челкой до кончика носа, на запястье свободной руки намотан плетеный поводок. Здоровенная ньюфаундлендиха захватила пастью свой конец поводка и басовито взрыкивает сквозь зубы.

— Здравствуйте. — Парня я не знаю по имени, но с его мамой знакома хорошо.

— Здрасьте, — мрачно отзывается юноша и со вздохом продолжает:

— Лондон из э вери эншиент сити… э-э…

— Р-р-р…

— Ну чего, чего, я вспоминаю! Зе Тауэр… ну, типа…

— Р-р-р!

— Мам, ну ты чего, в самом деле! Ну сама подумай, нафига мне, простому русскому еноту, про тот Тауэр?..