Александра Руда - Ола и Отто. Выбор

Беф действительно поинтересовался, взяли ли мы парадную одежду.

— Конечно, — пробурчала я.

— Покажите. Что это?

— Мантия, просто немного помялась, — сгорая от стыда, сказала я.

Беф промолчал, а я не рискнула посмотреть на его выражение лица.

Дорога была ужасной. Я ничего не ела несколько дней — реакция на укачивание — и ненавидела всех, а больше всего себя за то, что согласилась ехать.

Встречающая делегация под унылыми серыми зонтами особо дружелюбной не выглядела.

— Добро пожаловать в Рорритор, — гнусаво сказал главный встречающий. — Мы рады приветствовать вас здесь, ведь это означает, что наши Университеты…

За шиворот капал дождь, ноги сразу же промокли, потому что дорога представляла собой одно большое болото. Мне хотелось прилечь, и чтобы кровать не качалась и была достаточно мягкой, и хотелось попить молока с медом, но статус официальной делегации расслабляться не позволял. За спиной тихо шмыгал носом виновник этого приключения. О чем он думал, я не знала, потому что всю дорогу считала именно себя пострадавшей стороной и беспрерывно ныла.

— Надеемся, что у вас останутся самые приятные впечатления от посещения Университета Рорритора! — На этой пафосной ноте главный встречающий закончил свою речь и трубно высморкался в огромный носовой платок.

Мне захотелось сделать то же самое, но носового платка у меня не было. Оставалось надеяться, что содержимое носа не потечет самовольно, очерняя, точнее, озеленяя мой имидж представителя официальной делегации.

— Вас проводят в гостиницу, — сообщил главный встречающий, пожал нам руки и прытко поскакал по редким островкам суши на дороге в направлении Университета.

— Агиб, — представился провожающий, рассмотрел свои калоши и вздохнул: — Протекать начали, всех демонов на эту проклятую погоду!

— Скажите, — поинтересовалась я, — в Рорриторе бывает хорошая погода?

Агиб задумался. Я обернулась к Отто, но ничего не сказала. Лицо лучшего друга выражало такое сожаление о том, что он вызвался быть добровольцем, что еще и сердиться на него было уже слишком.

— Бывает, — наконец сказал провожающий, доставая что-то, напоминающее грязную простыню из очень паршивой придорожной гостиницы. — Это нежить в горах активизировалась и наслала такую погоду. Мы ее решили пока не менять, с нежити станет и снег наслать, а по сезону еще рановато.

Рорриторец печально высморкался в простыню и повел нас к гостинице.

— Да, — сказала я, закутавшись в одеяло в нашей общей с Отто комнате в гостинице. — Вот жлобы эти рорриторцы, могли хотя бы две комнаты выделить. Теперь понятно, почему Ирга предпочел учиться у нас, а не на родине. Я бы от такой погоды и жадности аборигенов с ума сошла.

— Местные привыкли. — Отто рылся в своей сумке. — Я подозреваю, что нас вдвоем поселили специально, так легче контролировать. Мне кажется, что приобретенный тут насморк просто не лечится. У тебя есть носовой платок?

— У меня его никогда не было, — сказала я. — Теперь жалею об этом.

— Ты меня простишь? — вдруг спросил Отто, виновато потупив глаза.

Я вздохнула:

— Ты же хотел как лучше, партнер.

Полугном просиял.

— Но в наказание, — продолжала я, — будешь гладить мою парадную мантию.

Лицо Отто скривилось.

— Давай лучше ты со мной разговаривать не будешь, — предложил он. — Будешь дуться, обижаться и отворачиваться, а? Ругаться?

— Не дождешься, — сказала я, выуживая несчастную тряпку из баула. — Держи!

В дверь постучали.

— Я отдам гладить мантию горничной! — воодушевился Отто. — Войдите!

Прежде чем я успела хоть что-то подумать, оказалось, что я вишу на шее у самого дорогого, близкого, нежного… мерзкого, вредного, противного обманщика. Ирга крепко прижимал меня к себе и что-то шептал в перерывах между поцелуями. Я резко оттолкнула увлекшегося некроманта.

— У тебя есть две секунды, чтобы придумать достойное оправдание тому, что ты мне не писал! — заявила я, отходя от греха подальше.

— Романтический момент упущен, — пробурчал Отто.

— Я тебе писал! — возмутился некромант, стряхивая с черных волос капельки дождя. — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы позволить себе такую небрежность!

— Отто! — попросила я вмешаться.

— Ола не получила ни одного твоего письма, — сказал полугном. — Я свидетель, да и не только я. Все общежитие знает…

— …что ты меня поматросил и бросил! — горько сказала я, борясь со слезами.

Лицо Ирги выражало искреннее удивление.