Терри Пратчетт: Я надену полночь

— НУ ПОЧЕМУ? — размышляла Тиффани Болит, — почему людям так нравится шуметь? Что в шуме такого важного?

Совсем рядом нечто издавало звуки похожие на телящуюся корову. Оказалось — это престарелая шарманка, на которой играл какой — то оборванец в примятой сверху шляпе. Тиффани постаралась как можно тактичнее, бочком, отодвинуться подальше, но звук не отставал. Он был таким прилипчивым, что если ему позволить, он преследовал бы вас до самого дома.

Но то был всего лишь один из звуков в огромном котле царящей вокруг нее какофонии — и каждый из них порождался людьми, и каждый новый, в свою очередь порождался другими людьми, которые старались перешуметь остальных шумящих. Люди спорили о самодельных доилках, соревновались в вылавливании ртом из таза яблок и лягушек[1], подбадривали охочих до призов приятелей, хлопали блестючей девице на натянутой высоко над головой проволоке, громко расхваливали сахарную вату, и, не будем тыкать пальцем, напивались в стельку.

Воздух над зеленой долиной словно загустел от шума. Казалось, на одном холме собралось вместе население двух — трех городков. И вот теперь тут, где и случайный — то крик ястреба редко когда услышишь, был постоянно слышен крик едва ли не каждого. И все это вместе называлось «веселье».

Единственные, кто не издавал шума, были воры — домушники и карманники. Они работали в похвальной тишине, но не решались приближаться к Тиффани. Действительно, кто в здравом уме полезет в кошелек ведьмы? Вам повезет, если сохраните все пальцы на руке. По крайней мере, они так думали, а благоразумная ведьма всегда поддержит подобные страхи.

«Быть ведьмой значит олицетворять всех ведьм разом», — размышляла Тиффани Болит, прогуливаясь в толпе, ведя свое помело позади на длинной веревочке. Помело парило в паре футов над землей. Это немного беспокоило Тиффани. Все работало отлично. Однако, несмотря на это, поскольку вокруг была ярмарка, а на ней полным-полно малышни с шариками, которые точно так же были привязаны на концах веревочек, ей непрерывно казалось, что из — за метлы она выглядит немного глупо. А если одна ведьма выглядит глупо, из — за нее и все ведьмы выглядят глупо.

С другой стороны, если привязать помело к ограде, всегда найдется какой — нибудь сорванец, который отвяжет его и попытается оседлать. И, скорее всего, он отправятся прямиком в стратосферу, где обычно очень холодно, и пока она, теоретически, сумеет призвать метлу обратно, мамаши непременно станут очень нервными оттого, что их детки среди жаркого летнего денька превращаются в ледышки. А так поступать не очень красиво. Люди начнут болтать всякое, а люди всегда любят поболтать о ведьмах.

Она снова смирилась с тем, что приходится таскать метлу за собой. Если повезет, окружающие подумают, что подобным образом она решила присоединиться к всеобщему веселью.

Даже в столь обманчиво веселой штуке как ярмарка был задействован очень сложный этикет. К примеру, она ведьма — а что случится, если она вдруг позабудет чье-нибудь имя, или, хуже того, его перепутает? Что случится, если вы позабудете про все мелкие дрязги и распри, про людей, которые не разговаривают с собственными соседями и так далее, так далее, и еще дальше и глубже? Тиффани не было известно такое понятие как «минное поле», но если бы она его знала, то для нее оно звучало бы очень похоже.

Она была ведьмой. И на все деревни по всему Мелу она была единственной ведьмой. И не просто для родной деревни, а для всей округи до самой Ветчины — на — Ржи! А это добрый день пути отсюда.

Это была местность, которую ведьма считает своей собственной, и для проживающих на ней людей она делает все необходимое. Это называется владение, вроде фермерского надела. И ее владение было хорошим. Не всякой ведьме достается целое геологическое обнажение, даже если оно почти полностью покрыто травой, а трава — овцами. Кстати, сегодня пасущиеся в долине овцы были предоставлены сами себе, делая то, что овцы отлично делают, когда предоставлены сами себе, что, по всей вероятности, то же самое, что они делают, находясь под вашим присмотром. И овцы как обычно бродят и пасутся, и оглядываются по сторонам, где сейчас не происходит абсолютно ничего интересного, поскольку самое интересное и притягательное место в мире сегодня было тут.