Александр Матюхин: Ни капли волшебства

Прокашлявшись, один из них взмахнул оружием:

— Внимание! Всем оставаться на своих местах! А еще лучше руки за голову и на пол! Живо!

Секретарша облегченно вздохнула рядом ртов:

— Уф, наконец-то, ребята. Они уже хотели овладеть мною по очереди.

Морокла передернуло. Полицейских, впрочем, тоже.

— Алексей Крюков и Эдуард Ф. Морокл. Если говорить официально, то вы нарушили закон, и будете нести наказание. А если проще — дернетесь, пристрелю!

— Не в нашей компетенции доводить преступников до полицейского участка, — добавил второй.

— Это нападение на юридическое лицо, — неуверенно сказал Морокл.

— Ха! Тоже мне юридическое лицо! В тапочках!

— И с лиловым носом!

— Я на работе, — начал оправдываться Морокл.

— Ага. А мы, значит, отдыхаем.

— Взятки каждый умеет брать! — добавил второй, выстреливающий фразу словно в окончание фразы первого.

— Какие взятки? — делано удивился Морокл.

— Все, что ты скажешь, будет использовано против тебя в суде.

— Да что ты с ними церемонишься? За злостные преступления — расстрел на месте. Слышал, что глава Совета говорил?

— Нет, не слышал, — заинтересовался первый, — я, наверное, за пирожками ходил, или кофе заваривал.

— Он говорил про расстрел на месте, — поучительно сказал второй, — так что нужно выполнять.

— Прямо так и сказал? — не поверил своим ушам первый.

— Ну, он говорил что-то о моральных уродах и маньяках, заполонивших вселенную, но суть сводилась к одному — расстрел.

— Уважаю нашего главу Совета, — подумав, сказал первый, — с кого начнем?

— Я что, по-вашему, похож на маньяка? — взвился Морокл. Воротничок его пиджака ярко вспыхнул от гнева серебристым пламенем, из-под носков ботинка повалил густой черный дым. В таком гневе еще не видели ни на одной цивилизованной планете. На паре примитивных звездочках со слаборазвитым населением, он, правда, так появлялся, изображая местного языческого бога-громовержца, что помогало ему неплохо зарабатывать на жизнь.

Полицейские безучастно наблюдали за этим превращением. Один позевывал. Второй сказал:

— За сопротивление органам власти я просто обязан тебя пристрелить. Алексею Крюкову же советую надеть наручники, пока что не случилось.

В ногам Крюкова упали серебристые браслеты с ключиками.

Морокл топнул ногой. Дым из-под подошвы расплылся по кабинету:

— Ну, все! Хватит! Мое терпение иссякло! Полиция, там, или не полиция, а я намерен доказать свою невиновность! Кто там у нас по списку?! — он вытащил лист, — ага! Это же знаменитый адвокат Живодеркин! К нему-то мне и надо! Леша, давай руки в ноги и дуй за мной! Слышал, что я сказал?!

Запихнув лист обратно, Морокл воздел руки к потолку. Полицейские настороженно задрали оружие туда же.

В кулаке страховой агент сжимал какую-то круглую штуковину, отдаленно напоминающую гранату.

— Получайте! — в следующее мгновение, Морокл грохнул гранату об пол.

Все вокруг заволокло дымом, а Крюков почувствовал, что рассыпается на миллионы светящихся осколков.

— Стоять — сдаваться! — заревел первый.

— Буду расстреливать! Я вам покажу как над секретаршей измываться, — вторил ему второй.

Морокл захохотал гулким басом.

Осколки сверкнули в последний раз и бесшумно исчезли в безвоздушном пространстве…

Первый полет в Неизвестности.

Процесс распада на огромное количество сверхлегких частиц не прошел для Алексея Крюкова незамеченным.

Когда крючковатые холодные пальцы Морокла дотронулись до Крюкова, тот в раз ощутил себя небольшим лучиком света, несущимся сквозь пространство и время. Скорее всего, так оно и было. На Земле он ощущал себя подобным образом только в том случае, когда опаздывал на работу. Если ты не луч света и не несешься со сверхзвуковой скоростью, то обязательно опоздаешь и получишь нагоняй от начальства.

Правда, в нынешней ситуации все проходило гораздо стремительнее. Занятное, скажу вам, ощущение.

Космического холода не наблюдалось. Зато вокруг — сплошная темнота. Где-то неподалеку монотонный голос нараспев читал:

"Если спросите, откуда эти сказки

И легенды

С их лесным благоуханьем,

Влажной свежестью могилы…

Я скажу вам, я отвечу…"

Постепенно голос перешел в шепот и вскоре стих совсем. Вместо него возник едва слышный звук. Звук напоминал соприкосновение голых пяток с линолеумом и приближался.

Если бы у Крюкова в этот момент не отсутствовали некоторые жизненно важные органы, он бы собрал руки в ноги и давно смылся бы из этого темного места. Но ощущал Крюков себя по-прежнему лучиком света, а какие у лучика руки и ноги?