Андрей Белянин - Чего хотят демоны

— Что это?

— Вивальди. Нравится?

— Да… — не очень уверенное, и после нескольких мгновений размышления твёрдо: — Да.

— Ты чувствуешь что-нибудь?

— Не могу объяснить. Странно. Ты не мог бы выключить? — Арника повела плечами, словно хотела освободиться от моих объятий. — Мне не нравится.

— Но ты только что говорила, что тебе нравится музыка!

— Нет, я не хочу больше, — черты её лица вдруг ожили, искажаясь внутренним напряжением. На гладком лбу залегла тонкая, едва заметная морщинка, как будто потемнели, туманясь, глаза. — Выключи.

Невероятно! В ровном голосе ясно слышны нотки волнения. Арника попыталась отстраниться, но я крепко держал ее.

— Выключи!

— Почему? Что ты чувствуешь?

— Не хочу больше.

— Скажи мне, что ты чувствуешь?!

— Пожалуйста…

Поток звуков, вырывающихся из динамика, нарастал, приближаясь к эпицентру бури, и Арника в моих объятиях дёрнулась сильнее:

— Пусти! Выключи! Я не могу больше!

Ослеплённый этим, как мне казалось, пробуждением, опьянённый красотой оживающего, взволнованного, болезненно-напряжённого лица, я только крепче прижал её к себе. Кто бы мог подумать, что Арнику так взволнует музыка?! Неужели я наконец нашёл средство, способное превратить её в человека?

Вот долгожданный, грозный накат последней волны, дрожащий и сверкающий всеми оттенками дождевых капель в лучах солнца, ослепительная вспышка молнии на оконном стекле. Ликующая песня радости и любви… Именно в это мгновение она должна была «проснуться», посмотреть на меня глазами, в которых бы засияли отражения этих сверкающих солнечных брызг, и улыбнуться новой улыбкой, сделавшей её лицо прекрасным…

Арника тихо вздохнула, закрыла глаза, и её тело бесчувственной тяжестью осело на мои руки. Я едва успел подхватить её.

— Арника, что с тобой?!

Как приводить в чувство цветок? Я поспешно выключил центр, оборвав на полноте мелодию, уложил Арнику на диван, смочил виски и лоб водой из графина.

— Прости. Откуда мне знать, что ты потеряешь сознание от музыки!

Наверное, тишина была лучшим лекарством — внезапно, так же как и упала в обморок, Арника открыла глаза.

— Слава богу! Ты очнулась.

Она осмотрела себя. Прикоснулась к мокрому лицу.

— Я… мне стало нехорошо.

— Да. Ты упала в обморок, — я погладил её по влажным у висков волосам, по бархатной щеке. — Я знал многих меломанов, но ещё никто, по-моему, не лишался чувств от классической музыки. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Только пить хочется.

— Сейчас.

Она взяла стакан из моих рук и выпила его залпом.

— Ещё?

— Да.

Она постепенно приходила в своё нормальное состояние, которое для меня продолжало быть ненормальным. Ещё несколько мгновений, и передо мной снова была прежняя невозмутимая Арника, только некоторый беспорядок в одежде подтверждал, что её короткое преображение не приснилось мне.

Я слышал где-то, что музыка воздействует не только на человеческий организм. Будто бы её волны чувствуют и животные, и растения. Значит, определенный звуковой код мог приоткрыть подсознательные тайны этого цветка. Её нервы, не воспринимающие боль, оказались слишком чувствительны к звукам. Но я не могу повторить эксперимент, не могу рисковать её здоровьем ради собственных смутных надежд. Какое разочарование!

Каждый день, проведённый с ней, убивал крошечную частичку моей надежды. Она казалась неуязвимой в своей невидимой броне вечного спокойствия. И я наконец поверил, что мои усилия напрасны. Ничто и никогда не заставит её сердце биться чаще. Прекрасное, нежное, беззащитное создание оказалось равнодушным и не знающим жалости, как кусок льда.

Теперь я должен был отступить с лёгким разочарованием от осознания непреодолимости препятствия.

Улыбнуться и попрощаться. И только теперь, когда было уже поздно, я понял, что в этой жизни мне нужна только бесчувственная, ледяная Арника.

С прежним безумным пылом я бросился в противоположную сторону, пытаясь вернуться к прошлой жизни и забыть глубокую прозрачность переменчивых глаз, взгляд, пристальный и отрешенный, — задумчивый взгляд из другого мира, давний единственный поцелуй. Но она не давала мне уйти, и чем отчаяннее я боролся за свою свободу, тем сильнее меня тянуло в маленькую странную комнату, к странной Арнике.

И я приходил снова и снова. Переживал, мучился. Злился на себя, но всё равно приходил. Давал себе обещания, что этот раз самый последний и ничто не заставит меня больше переступить порог этого дома, но на следующий вечер опять был здесь, чтобы снова давать себе невыполнимые обещания.