Наталия Чернышова: Привидение-стажер

В общем, ко второму курсу, с репутацией законченной стервы, я махнула на все рукой, и просто училась. А два месяца назад познакомилась с Мансуром. Он приехал с Алтая на конференцию природоохранных организаций.

Мансур с таким увлечением говорил о своей работе, учебе, планах на будущее. Его целеустремленность и энергия покорили меня. Серьезный, умный, рассудительный, он выглядел старше своих девятнадцати, но при этом вовсе не был занудой. Мы прекрасно ладили. Мансур был не в курсе моей репутации и в тоже время не удивлялся моей сообразительности, если мне удавалось самостоятельно открыть банку оливок. Я воспряла духом. Неужели сбылась мечта идиота, и у меня появился, как ни банально это звучит, настоящий друг? Но нет, рано радовалась. Со свойственной всем его начинаниям основательностью он решил, что мы созданы друг для друга. А потом убедился, что я все-таки жуткая стерва. И уехал домой.

Так что как не крути, вывод был неутешительный — навещать мне особенно некого. И тут я, наконец, вспомнила про Ларочку, запоздало устыдилась и ласточкой полетела к ближайшей доступной родственнице.

Тетя в халате поверх гипюрового туалета, раскручивая бигуди, раздраженно жаловалась телефонной трубке —

— Да, Даша, ты представляешь! Я, конечно же, позвонила Рите, но у нее сейчас премьера и раньше Нового года она прилететь не сможет. Так что все опять на мне. Нет, но ты подумай, какой эгоизм с Дашкиной стороны. Я с ног сбиваюсь, на кухне — ад, гостей вот-вот будет полон дом, сама же, между прочим, приглашала! А послезавтра Мишенькина защита!

Мишенька — мой двоюродный брат, довольно нудный, но страшно умный. Физик в стане лириков. Послезавтра к всеобщей семейной радости он должен был защищать долгожданную диссертацию

— А впрочем, Дашенька всегда не отличалась чуткостью. Помнишь, как она вместо того, что бы знакомиться Марком, молча, никого не предупредив, слиняла в какой-то дурацкий ролевой лагерь.

Я немного опешила. Конечно, я не рассчитывала застать тетю в глубоком трауре и с флаконом нюхательной соли в руках, но что бы настолько! Все-таки родная племянница, почти единственная. Отношения в целом у нас ведь складывались неплохо, этакий вариант дружелюбного нейтралитета. А уж это возмутительное сравнение моей трагической кончины и той безобидной выходки! Хотя лагерь, и в самом деле, оказался глупой затеей — взрослые дяди-тети маскируются под хоббитов, эльфов, гномов и носятся по лесам с самодельными луками-мечами, распугивая грибников!

Но, как бы там ни было, дожидаться логического вывода, что моя смерть это результат себялюбия и желания досадить бедной тете и маме (у которой важная премьера!), я не стала, а просто вылетела в окно и обиженно зависла над проводами, перебирая воспоминания.

С отцом мама развелась еще до моего рождения. Он исчез, оставив в наследство алименты и звучное отчество. Звучное, даже слишком. На мои претензии мама отшучивалась: «Скажи спасибо, что Ариной не назвали». Потом, уже в школе, я встречалась с отцом вполне в дружеской обстановке, но особых родственных чувств мы так и не взлелеяли друг к другу.

У мамы, сколько себя помню, были гастроли, поездки, съемки. Лет до 6 она у меня ассоциировалась с ее ролью — крепостной актрисой из сериала — удивительно красивой и доброй, но абсолютно нереальной. Жила я с бабушкой и нам, честное слово, было хорошо вдвоем. Мамины нечастые приезды были радостью, но такой огромной и фантастической, что после ее отъезда я чувствовала невольное облегчение — тогда все становилось на свои места. Ее появления были искрометными эпизодами, которые постепенно стерлись в памяти, и осталось только ощущение праздника и неожиданные, сказочные подарки. Мне и Ларочке, тете, у которой я жила после смерти бабушки. Потом, когда мне было 13, мама вышла замуж за Марка, какого-то крутого голливудского сценариста, и уехала в штаты. Там у меня родился англоговорящий младший брат, которого я видела раза три-четыре. Праздники прекратились, и остались только визиты на Рождество, а подарки превратились в аккуратные и щедрые, чего уж там, денежные переводы…

Проветрив воспоминания, переложив их нафталином и спрятав в долгий ящик, я немного взбодрилась и переместилась на крышу кинотеатра по соседству с тетиным домом. Делать было нечего, но дела надо было придумать, на ближайшие девять или сколько там дней. А вдруг, мелькнула мысль, вдруг про меня совсем забудут, и я так и останусь навсегда в этой резервации? Между этим и тем миром. Кстати, это еще вопрос, насчет того мира! По крайней мере, никаких свидетельств его реальности за последние два дня я так и не обнаружила. Если не считать четвертого измерения, да и то даже отдаленно не соотносилась с христианскими канонами. Это было ближе, скорее всего, к буддизму с его аурами и потоками энергии. Так что возможно с девятью или сорока днями я погорячилась. Плохо было и то, что в концепциях буддизма я разбиралась примерно так же хорошо, как и в разведении тушканчиков.