Дарья Фельбер - Неучтённый фактор

А ворона… нет, кажется, ворон, разразился каркающим смехом, и я моментально заткнулась, припомнив, что индульгенции мне ещё никто не выписывал.

Откаркавшись, птица придирчиво осмотрела собственность, пересчитала яйца, и угнездилась поудобнее на новом месте.

— Так и впрямь лучше, — задумчиво признал ворон. — А с кукушкой у меня разговор серьёзный будет… Да не тряси ты так ветку, у меня сейчас морская болезнь начнётся.

Это уже относилось непосредственно ко мне.

— А у меня — медвежья, — невежливо огрызнулась я. — Шла по лесу, никого не трогала…

— Так оно всегда и бывает, — философски заключил ворон и прикрыл глаза, а потом добавил, обращаясь непосредственно к волку. — Не она это.

Да что же это такое! Одному ветки не тряси, а другой, вон, внизу облизывается. Может попробовать с ним договориться? Вроде бы, какие-то зачатки интеллекта там присутствуют, да и птица, кажется, за меня поручилась.

— Слушай, давай я извинюсь… ну, за шубу, а ты меня есть передумаешь? У меня даже панамка не красная, ну нафига я тебе? — подумав, предложила я. Волк плотоядно взглянул вверх, тоже задумался, втягивая носом воздух, а потом плюхнулся на некогда пушистый зад и по-собачьи наклонил голову, демонстративно повернув правое ухо в мою сторону.

„Начинай“- тот же голос вновь зазвучал непосредственно в моём мозгу. Могу поклясться, что на волчьей морде появилось заинтересованное выражение. Какая прелесть: облезлый зомби-телепат, эксклюзивная модель. За что это мне?

— Правда-правда. Мех — шикарный, очень тебе идёт, хвост — всем на загляденье. Улыбка — смерть кариесу и кошмар всех дантистов, а уж характер…

Я опять осеклась: во-первых, придумать что-либо положительное по этому поводу было затруднительно, а во-вторых — физиономия хищника невероятным образом сменила выражение с заинтересованного на откровенно издевательское.

— В общем, есть он у тебя… — всё, пора завязывать с подхалимажем, пока он ещё и ржать не начал. В том, что он и это умеет, я уже не сомневалась.

Волк почесал лоб передней лапой и с отвращением посмотрел на останки несостоявшегося кукушечьего потомства, немедленно изгадившие шерсть и на ней.

— Хочешь, мех тебе почищу? — уже совсем жалобно спросила я. — В качестве компенсации.

„Слезай“ — разрешение прозвучало несколько снисходительно и без особой агрессии.

— А ты точно меня не съешь? — уточнить лишний раз не лишне, а то слезла одна такая.

„Отчистишь эту гадость, тогда и будем разбираться“.

Была, не была. Или сейчас слезу, или через полчаса свалюсь по любому.

Сползать с берёзы оказалось не в пример сложнее, чем на неё влезть. Ободрав все руки и колени под трениками, я рухнула на землю рядом с говорящим камнем и в качестве извинения разгладила изрядно помятый нашими с барсуком экзерсисами платок.

Деликатное покашливание напомнило о другой нерешённой проблеме.

Волк в упор смотрел на меня своими глазищами, легко постукивая хвостом по земле.

Порывшись по карманам, я извлекла салфетки и расчёску времён приснопамятного презерватива. Нет, всё-таки удачно их туда кто-то положил. Осталось главное.

Поднявшись на вновь задрожавшие ноги, я с опаской сделала пару шагов.

Вблизи огромный зверь вызывал почти сочувствие: впалые бока, через облезлую шкуру можно было пересчитать все рёбра, варварски зашитое брюхо, испещренная шрамами спина. Глубоко вдохнув, я осторожно промокнула уже начавший подсыхать гоголь-моголь. Где там…

— Слушай, а нет ли озера поблизости? — после двух безуспешных попыток я опустила руки. — Я бы тебя капитально отмыла.

Из барсучьей норы раздался надрывный кашель. Я заглянула в ставшие квадратными жёлтые глаза и пояснила:

— Яйцо засохло, так просто не отдерёшь. Разве что с шерстью. А её и так немного…

Волк недовольно чихнул.

— Налево пойдёшь — к русалкам попадёшь, — отозвался камень.

— Ну, ты думай что предлагаешь! — обернулась я. Память располагала приличным объемом информации об этих зловредных существах, подчерпнутым из тех же сказок, а потому, связываться с ними не хотелось абсолютно. — Опять на берёзу лезть?

— В озеро ручей впадает, там русалок я не видел, — донеслось из норы.

— Толстяк, покажешь дорогу? — выразительное фырканье явно обозначило отрицательный ответ. — Ладно, сами найдём.

Волк раздражённо рыкнул и поднялся. Как только мы вступили на левую тропинку, вокруг сгустился сосновый бор. Чудеса, да и только. Нет, всё-таки я не в моём лесу. За ним такого не водится.