Никаких тебе проявлений дружбы и симпатии к братьям по полу — строго по делу и только так. И не пьют вместе. И не развлекаются вместе. Железной нравственности люди, такой железной, что наши хихикают. Каждый нежно мурлычет со своими женщинами, как лев с прайдом, но на чужих смотрит косо. И, кстати, что смешно — на чужих девочек тоже посматривает косовато. И фехтовальщицы от наших ребят не в восторге; не слышно, чтобы какая-нибудь их красотка — а они сплошь и рядом красотки — польстилась на орла из чужого мира. И наши, если видят такую — исключительно в сопровождении громилы с мечом — язвят со страшной силой и высказывают дикие предположения о том, для чего ее благоверному нужен этот меч, что именно он компенсирует и почему без меча об этом гибком высоком чуде с ногами от ушей лучше и не думать.
Тама-Нго они нравятся. Мы как-то сидели в баре рядом с Медицинским Центром, слушали музыку и вообще отдыхали, когда мимо нас парочка фехтовальщиков прошла. Приятно посмотреть: почти одного роста, ну, может, на полголовы пониже девочка, плотные, гибкие и сильные, походка у них такая упругая и легкая, как у здоровых хищников, а лица открытые и смелые. Одеты без всяких диких наворотов, и у парня длинный меч на бедре. Глаза у обоих, как темный янтарь, и смотрели они друг на друга нежно, держались за руки, просто-таки излучали на всех диапазонах любовь и доверие, и вообще — являли собой живую картину "Вечная весна". И Тама-Нго сказал:
— Скажи, правда, странно среди вашего Народа, Вечно Разыскивающего Что-нибудь Подходящее, видеть такое проявление гармонии?
— Точно, — говорю. — Среди людей такие вещи не часто встретишь.
И тут вмешался хмурый волчара, который сидел неподалеку в обнимку со стаканом и бутылкой:
— Слышь, вот только не надо о том, что фехтовальщики — люди!
Тама-Нго хихикнул, а я посмотрел на этого типа повнимательнее. Приплыли. Первый раз вижу, чтобы кто-то их настолько терпеть не мог. Они же, все-таки, не насекомые, не рептилии, не слизняки какие-нибудь полуразумные. Не может же быть, чтобы от них физически мутило. Может, девочка этой расы обломала? Любопытненько.
— Почему — не люди? — говорю. — Нормальный типаж: две руки, две ноги, голова. Не осьминоги же…
А орел сгреб свое пойло и придвинулся ближе. Такой мрачный тип, похож на жителя Объединенной Империи, но, может быть, и полукровка. В имперском пилотском мундире без нашивок, накинутом на комбез. И весьма несимпатичная у него физиономия, обветренная и небритая, и глаза, как смотровые щели в танке, и шрам на лбу под сивой челкой. По виду похоже, что улыбаться вообще не умеет, и вряд ли в принципе способен кого-нибудь любить, кроме собственного штурмового бластера и своей машины класса "Стерегущий-Дельта".
И этот фрукт сверлит меня своими бесцветными гляделками и выдает:
— А что, по-твоему, все, кто не осьминоги, люди, что ли?
Тама-Нго снова хихикнул. И телепатнул: "Не принимай опрометчивых решений и не делай поспешных выводов о Незнакомцах, Воспринимающих Нечто Иначе, Чем Ты". Но я отмахнулся от него и говорю:
— Чем, любопытно знать, тебе фехтовальщики не угодили?
— Чем! — хмыкнул. — Я, к твоему сведению, знаю об этой породе все. И меня всякие фигли-мигли не обманывают. Фехтовальщики — ни разу не люди, ясно? И телом они не люди, и мозги у них совершенно по-другому заточены, и нечего нести всякую хрень, если ты не в курсе.
— Только не рассказывай, что был на Нги-Унг-Лян, — говорю. — Закрытая планета, они к себе и дипломатов-то со скрипом великим пускают, а уж пиратов-то точно — ни за какие коврижки. Фехтовальщики — вещь в себе.
— Да уж, та еще вещь, — говорит. И усмехается. — Да нет, не был я там… слава Вседержителю… Ладно. Все равно, чем тут сидеть, наливаться этой дрянью и дергаться, расскажу. Так и быть. Как бы ни было, мне тут еще долго сидеть.
Тама-Нго говорит:
— Нам очень интересно. И мне нравится, что ты не сердишься на моего Друга, Пристрастного В Суждениях.
А я:
— Ну, хорошо. Что ж ты такого знаешь и откуда?
Тогда этот тип отодвинул свое пойло и говорит:
— Ну что. Начнем с самого начала. Когда, лет пять назад, о фехтовальщиках на Мейне еще никто не слыхал, я летал с Большим Эдом и считался не самым плохим охотником в Шестидесятом Секторе…
— …Короче, я считался не самым плохим охотником в Шестидесятом Секторе, и звали меня тогда Рисковый Фог. В том смысле, что мне порой просто нравилось ходить по самому краешку, чтоб адреналин тек из ушей и дух захватывало. Такое качество, с одной стороны, создает репутацию, а с другой — я себе пилота не мог найти.
Читать дальше