Александр - Три глаза и шесть рук

Последние три-четыре года моей жизни стали еще более мучительными, чем все, что было раньше. Прибавились постоянные головные боли, лунатизм и временные выпадения памяти. То самое, о чем писали в «деле о ЯЦХЕНе №5». Доктора ничего не могли поделать – я продолжал ходить во сне и то и дело ощущать себя не Олегом Бритвой, а кем-то совершенно другим. Глядя на других людей, я все чаще ловил себя на мысли, что мне хочется убивать. Убивать, убивать и убивать... Жестоко и мучительно. Я держался – воля у меня всегда был железная, и держать себя в руках я умел, но с каждым годом это становилось все труднее и труднее. Я медленно, но верно превращался в такого же маньяка, как тот же Палач...

Любому другому уже перечисленных странностей вполне хватило бы, но только не мне! Было в моей жизни и еще кое-что, в чем я не признавался никому, даже докторам. И был это все тот же неугомонный Серый Плащ! Всю предыдущую жизнь он преследовал меня точно так же, как и теперь – не проходило и месяца, чтобы он не объявлялся где-нибудь поблизости. Его никогда никто не видел, кроме меня, а он не интересовался ничем, кроме опять же меня.

Теперь я вспомнил даже, как он появился в самый первый раз. Еще в роддоме. Акушерка держала меня на руках и с тревогой смотрела на мою мать, покрытую липкой испариной, – роды были очень тяжелыми, и врачи боялись, что она не выживет. Но Серый Плащ, невидимый никем, кроме меня, подошел к ней, что-то сделал, и она задышала ровно и спокойно. Тогда никто не обратил на это внимания – все решили, что у женщины просто оказался сильный организм.

Он появлялся и потом. И точно так же, как и сейчас, время от времени устраивал мне мелкие гадости. Когда мне был всего год, он однажды целые сутки морил меня голодом – отнимал бутылочку с молоком, выливал ее в окно и возвращал мне пустую. И так раз десять. В четыре года он разбил дорогую вазу в тот момент, когда рядом был только я. Мне всыпали. В семь лет он опрокинул меня в грязную лужу как раз в день первого сентября, когда я в совершенно новеньком костюме и с букетом тюльпанов шел в первый раз в первый класс. В классе я, разумеется, опозорился. В десять лет он разбил большое школьное окно, опять-таки свалив все на меня... да что перечислять! Он словно бы задался целью причинить мне как можно больше неприятностей.

Но вредил он одному только мне. Случай, когда он вылечил мою мать, опять-таки был не единичным – он неоднократно помогал и другим людям, волей случая оказавшимся поблизости от меня. Кирюхину, нашему боцману, он однажды спас жизнь, когда тот по пьяни грохнулся за борт. Его неизбежно разорвало бы винтом, но Серый Плащ вытащил Кирюхина за шкирку. Этого не видел никто, кроме меня, а сам боцман потом решил, что ему все показалось спьяну. Бабушку Лену, нашу соседку, Серый Плащ вытолкнул прямо из-под разогнавшегося трамвая – старушка была глуховата и не слышала сигналов водителя. Мою одноклассницу Катьку он спас точно так же, как Сигизмунда – подставил руку, когда на нее набросился бешеный пес.

Но мне он не помогал никогда. А последним, что я увидел в своей жизни, был водитель «газели», судорожно вертящий руль и жмущий на тормоз. У него ничего не получалось – на руле лежали руки Серого Плаща...

Хотя нет, соврал – был и еще один раз! Уже в больнице, когда я доживал свои последние секунды, дверь палаты распахнулась, и туда влетел профессор Краевский. Увидев меня, он буквально запрыгал от радости и принялся что-то доказывать врачу, который все еще пытался вернуть меня к жизни. А ему в ухо что-то нашептывал Серый Плащ...

Я наконец-то очнулся от навалившегося океана воспоминаний. Не знаю, сколько времени я провел в таком состоянии, но, на мой взгляд, не меньше часа. Моя жизнь одним махом удлинилась на тридцать один год и четыре месяца, но большой радости это не принесло. Внутренне я надеялся вспомнить родню, друзей... Я всегда понимал, что в таком виде я не осмелюсь показаться им на глаза, но мне хотелось хотя бы знать, что они есть...

И каков результат? Я вновь пережил душевную боль, о существовании которой доселе даже не подозревал. Вновь увидел смерть всей семьи... Из близких родственников у меня осталась только тетка в Барнауле, которую я видел один раз в жизни. Если только и она не умерла за эти два года – тете Марине было почти семьдесят...

В моей предыдущей жизни не было ничего. Ничего хорошего, я имею в виду. Как ни парадоксально, но за два месяца существования в виде яцхена я получил больше приятных воспоминаний, чем за тридцать лет человеческой жизни...