Генри Каттнер - Истории о Хогбенах

– Недавно приехали? – спросил он.

– Да, – ответила ма, – в гости к родственнику.

Плюгавый взглянул на балкон, где восседал спавший каменным сном Неотразимчик:

– А он, по-вашему, жив?

– Будьте уверены, – ответила ма, – как огурчик.

– Мы думали, он давно умер, – сказал плюгавый, – даже избирательный налог с него не взимали. Теперь, надеюсь, и вы будете платить, раз поселились здесь. Сколько вас народу?

– Человек шесть.

– Все совершеннолетние?

– У нас, значит, па, да этот – Сонк, да малыш…

– Сколько ребенку?

– Он совсем крошка, ему и четырехсот не будет, правда, ма? – вмешался я.

Но ма влепила мне затрещину и приказала не перебивать старших. Плюгавый ткнул пальцем в мою сторону и сказал, что не в силах определить мой возраст, и я готов был провалиться сквозь землю, так как сбился со счета еще при Кромвеле и теперь сам не знал, сколько мне лет. В конце концов плюгавый решил взимать избирательный налог со всех, за исключением малыша.

– Но это еще не главное, – сказал он, что-то помечая в своей книжечке. – Вы должны правильно голосовать. У нас в Пайпервиле один босс – Эли Гэнди, и организация у него работает как часы… С вас со всех двадцать долларов.

Ма отправила меня поискать денег. Но у папиного па оказался только один денарий, и он сказал, что стащил его еще у какого-то Юлия Цезаря и денарий дорог ему как сувенир, па опустошил кувшин пшеничной и от него я ничего не добился, а у малыша нашлось всего три доллара. В карманах Неотразимчика я обнаружил лишь старое скворчиное гнездо и в нем два яйца.

– Ничего, утро вечера мудреней, – сказал я и спросил у плюгавого: – А золото вы берете, мистер?

Ма опять влепила мне затрещину, плюгавый же страшно развеселился и сказал, что золотом будет еще лучше. Наконец он вышел и направился в лес и вдруг припустил так, что пятки засверкали: навстречу ему попался енот с пучком веточек в лапках для костра. Значит, наш Лемуэль проголодался.

Я стал искать металлолом, чтобы к завтрашнему дню превратить его в золото, но назавтра мы уже очутились за решеткой.

Мы все могли читать мысли обыкновенных людей и заранее узнали об аресте, но не стали ничего предпринимать. Папин па собрал всех, кроме малыша и Неотразимчика на чердаке и объяснил, что нам надо хранить втайне свои способности и не возбуждать подозрений местных жителей.

Во время его спича я загляделся на паутину в углу, и папин па заставил мои глазные яблоки повернуться в его сторону, а затем продолжал:

– Стыдно мне за здешних мошенников, но нам лучше им не перечить. Инквизиции теперь нет, и нашему здоровью ничто не угрожает.

– Может, лучше спрятать печку? – спросил было я, но получил от ма очередную затрещину за то, что перебиваю старших.

– Только хуже будет, – пояснила она на словах. – Утром здесь шныряли сыщики из Пайпервиля и все высмотрели.

– Вы пещеру под домом сделали? – спросил папин па. – Вот и отлично. Спрячьте нас с малышом в пещере, а сами идите. – И добавил со старинной вычурностью, которую любил: – Сколь жалка судьба человека, засидевшегося на этом грешном свете и дожившего до мрака времен, освещаемых лишь солнцем доллара. Пусть встанут деньги мошенникам поперек горла… Не надо, Сонк, я сказал просто так, не заставляй их глотать доллары. Постараемся, дети, не обращать на себя излишнего внимания. Как-нибудь выкрутимся.

Папин па с малышом залез в пещеру, а нас всех арестовали и отправили в Пайпервиль, где поместили в здание со множеством клеток, похожее на птичник. Похрапывавшего Неотразимчика тоже выволокли, он так и не проснулся.

В птичнике-тюрьме па применил свой любимый трюк и ухитрился напиться. Надо вам сказать, это даже был не трюк и не фокус, а настоящая магия. Сам па не мог его толком объяснить и сбивался на какую-то чертовщину. Он говорил, например, что алкоголь в теле человека превращается в сахар. Но как же он превратится в теле в сахар, если попадает не в тело, а в живот? Тут без колдовства не обойдешься. Мало того, па говорил еще, что с помощью ферментов навострился сахар у себя в крови превращать обратно в алкоголь и оставаться навеселе, сколько хочешь. Видно, эти его приятели ферменты были форменные чернокнижники! Правда, он чаще отдавал предпочтение натуральному спиртному, но проделки колдунов ферментов не раз сбивали меня с панталыку…

Из тюрьмы меня привели в какое-то помещение, заполненное людьми, предложили стул и начали допрашивать. Я прикинулся дурачком и твердил, что ничего не знаю. Но вдруг один субъект объявил: