Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)

Пассажиры невнятно мычали и пожимали плечами. Может, я произношу это как-то не так. Ни на «Мурено», ни на «Мурёно» никто также не откликнулся. Черт побери, говорит здесь кто-нибудь по-английски? По-английски здесь не говорил никто, зато по-русски – сразу несколько человек. И мне объяснили, что кораблик идет в Лидо, где пляжи, и уже через сорок минут мы туда приплывем. А Мурано – совсем в другой стороне, туда идет номер 44, а это 43. До Лидо остановок больше не будет, только одна – по требованию. Я тут же бурно потребовала – и нас высадили.

Нас высадили на абсолютно пустынный берег – ни домов, ни лодок. Причал, сколоченный из пары досок, и навес. На доске – расписание. Ближайший рейс… в восемь часов вечера. Я заметалась по берегу: игра в Робинзона не входила в обязательную программу. Венеция, неосмотренная Венеция, до которой мы добирались три часа на машине, осталась там! А я здесь!

Муж моего отчаяния не разделял. Скорее выглядел обрадованным. Пристроился на скамейке, сбросил кроссовки и вытянул ноги, постанывая от счастья. Но ему тут же пришлось подняться: к пристани подошел «внеплановый» трамвайчик.

Трамвайчик увозил нас в нужном направлении – к площади Сан-Марко. Муж дремал, привалившись к окну. Я скорбела вслух о таком дорогом потерянном времени. Скорбела, пока не обнаружила, что потеряно не только время. Все еще не веря в реальность, дрожащими руками перерыла кульки и кулечки. Куртки, сувениры… Не может этого быть. Заглянула под сиденье, обшарила мужа – и в третий раз за два часа взревела: «остановите машину». Корабль остановили. Капитан решил, что кто-то свалился в воду, и бросился доставать спасательный круг. Пассажиры, свесившись с борта, пытались понять, где утопающий. А я голосила так, как голосят только русские бабы из какой-нибудь рязанской области: «Сумка! Моя сумка!»

В сумке было все, без чего не может обойтись ни один нормальный человек: деньги-помада-паспорта-духи, водительские права, пудра и французская беличья кисточка для подводки глаз, из Еревана, теперь таких не делают. Я подскочила к капитану: «Умоляю… на том корабле… моя сумка… вы его еще сможете догнать… и по рации тоже передайте… хотя бы документы – и кисточку…» Капитан никого догонять не стал. Но посоветовал поплыть в Лидо. В Лидо все корабли чистят, и есть шанс, что мою сумку найдут. Конечно, найдут. Только вернут ли? Этим итальянцам совершенно нельзя доверять. Кто у меня в Риме фотоаппарат прямо с шеи сорвал? Но мы все-таки поплыли в Лидо.

В Венеции билеты на речной трамвай стоят дорого. И контролеры постоянно шастают. К нам несколько раз подходили, но мы говорили, что едем за потерянной сумкой. Контролеры глядели на мое зареванное лицо – и охотно верили.

В Лидо нас уже ждал служащий пристани. С моей сумкой на плече. Я расцеловала спасителя и всех пассажиров в радиусе несколько метров. Пассажиры уклонились, а служащий – нет. Даже ответно чмокнул меня в щеку и спросил, откуда мы приехали, и не страшно ли жить в Израиле. До второй ливанской войны оставалось еще три недели, и я уверенно ответила, что нет, совсем не страшно. Замечательная страна… пусть… в гости… и сам убедится…

И снова плыли мы к площади Сан-Марко. К нам подходили контролеры, но мы говорили, что возвращаемся с найденной сумкой. Контролеры глядели на мое счастливое лицо – и охотно верили.

Венеция уже закончила свой рабочий день. Ушли домой стеклодувы, закрылись для посетителей Дворец дожей и башня Кампаниэле, но волна туристов еще не схлынула, и оркестры на площади только настраивались ласкать слух посетителей кафе сладкой итальянской музыкой. Настроение у мужа портилось с каждой минутой. «Поедем домой, а? – запросился он, стараясь нарисовать перспективу порадужнее. – Вернемся пораньше, яичницу пожарим, поеди-и-м». Выторговав себе двадцать минут, я сказала «цыц» нывшему от перегрузки колену и ушла радоваться жизни, оставив мрачного мужа на паперти собора Святого Марка.

Возвращалась я несколько с опаской. Все-таки полтора часа – не двадцать минут. Но как можно было отойти от витрин с венецианским стеклом? Люстры, кичившиеся своими подвесками, удивленные кувшины, подмигивавшие витражи, лошади, конкурировавшие с рыбами по яркости красок… Каждое изделие кричало, притягивая взгляды и пытаясь отвлечь внимание от соседа. К моему удивлению, муж даже не заметил опоздания. Со счастливым видом он наблюдал, как голубь, волоча по земле хвост, словно плащ, нашептывает голубке нечто вроде: «Натусенька, твой Олежек тебя очень любит».