— Что это? — стараясь пересилить гул, закричал Дед Мороз.
— То самое! — хором крикнули ему в ухо усатый и бровастый.
— Конец?
— Похоже, что да.
— Нет, это похоже на гигантский астероид! — крикнул писатель-фантаст Тюдчев, сверкая круглыми очками.
— Да нет же, нет, это просто самолет! — громче всех заорал Гога-Гоша.
— Такой большой? — не поверили ему.
— Такой большой! — орал Гога-Гоша. — Это съемочная группа летит снимать наступление нового века! Мои ребята!
Темное нечто стало между тем приобретать подозрительно круглые очертания.
— Ой! — вскрикнула Татьяна Ларина. — А может, «эти» за вами вернулись?
Гога-Гоша отпрянул и спрятался за спину Штирлица.
Нечто уже совсем закрыло до того ясное и звездное небо, и стало совсем темно и страшно. Вдруг в этой темноте все услышали неестественный, словно пропущенный через длинную трубу голос:
— Осталось пять минут шестьдесят секунд…
— Что? Кто это говорит? Что они говорят?
— Осталось пять минут пятьдесят девять секунд…
Бежать и прятаться было бесполезно, куда убежишь и где спрячешься? Да и любопытство брало верх над страхом: как все это будет, если это, конечно, ОНО? Стоявшие на ступеньках кинотеатра так и остались стоять, можно сказать, замерли и почти уже не дышали — не от страха даже, а от ощущения необыкновенной важности и торжественности момента. Пять минут истекли, как одна секунда, и когда нечеловеческий голос сверху сказал: «Осталось ноль минут одна секунда», — все обнялись друг с другом и зажмурились, готовые, если надо, умереть, исчезнуть, раствориться в темноте или быть унесенными космическим вихрем.
В следующую секунду на землю обрушился поток ярких огней, осветивший все вокруг, и тот же трубный голос произнес:
— Осталось 99 лет 364 дня 23 часа 59 минут…
Алла Пугачева потеряла сознание и осела на ступеньки. Сталин целовался с Никитой, Буденный с Боландом, а Дед Мороз чуть не удушил в своих объятиях Снегурочку.
— Люди! Выходите! — кричал распорядитель маскарада Тюдчев. — Ничего не бойтесь! Они дают нам еще сто лет! Целых сто!
— Что это было? — спрашивали люди друг друга, выходя на ступеньки кинотеатра.
— А черт его знает — что! Неважно — что! Главное — сто лет впереди!
Вестибюль совсем опустел, все высыпали на улицу, обнимались и поздравляли друг друга с Новым годом, кто-то уже затеял свалку в снегу, кто-то отобрал у Деда Мороза мешок, в котором ко всеобщей радости оказалось, кроме разноцветных бумажек, кое-что посущественнее, а именно — три бутылки шампанского, как видно, из стратегических запасов.
И никто не обратил внимания на то, что на сцене опустевшего вестибюля все в той же позе остался сидеть столетний дед Костя. В распахнутую настежь дверь врывался холод и залетал снег. Дед Костя сидел неподвижно, глаза его были закрыты, лицо спокойно, седая непокрытая голова свесилась на грудь, в зарослях усов и бороды какое-то время еще клубилось живое облачко дыхания, но скоро и его не стало. Внук Коля кругами бегал в это время по снегу и с криком «За Родину!» рубил его настоящей буденновской саблей. А друг его Санёк, великодушно отдав теплую чапаевскую папаху Алле Пугачевой, у которой сдуло с головы и унесло в неизвестность летнюю широкополую шляпу, теперь держал ее под локоток и увлеченно объяснял, что Новый год, который они только что встретили, это не первый год нового тысячелетия, а последний год тысячелетия старого, потому ничего страшного и не произошло. А все еще впереди.
— Ой, не говорите мне про эти вещи! — хохотала, как сумасшедшая, Алла Пугачева. — Я так переволновалась, что вообще ничего не соображаю!
Гоги-Гоши среди веселящейся компании не было. Люба пошла искать его и нашла в кабинете директора кинотеатра, служившем гримерной для участников маскарада. Когда-то давно при кинотеатре «Космос» были студия бального танца и народный театр. С тех времен в шкафу директорского кабинета сохранились коробки с париками, накладными усами и шляпами, и все это пригодилось теперь для бала-маскарада. Что же касается бальных платьев, то их еще лет пять назад растащили по домам народные артисты, имевшие дочек на выданье. Платьев хватило, правда, всего шестерым невестам, но свадеб с тех пор сыграли в Тихо-Пропащенске только две. Остальные платья еще ждали в шкафах своей очереди.
Гога-Гоша лихорадочно щелкал кнопками старенького директорского телевизора, тот мигал жалким, еле голубым светом и не хотел давать картинку.
Читать дальше