Валентин Леженда - Повесть былинных лет

Кто бы тогда посмел приписывать подвиги какого-нибудь богатыря совершенно чужому человеку?

А какие встарь были силачи, горы сворачивали: Микула Селянинович, Никита Кожемяка, Добрыня Никитич, Гол Воянский, Иван-богатырь крестьянский сын, Алеша Попович… Да целого дня и ночи не хватит, чтобы все их подвиги пересказать.

Непонятно было, чем Степан заслужил такую горькую участь. Сколько подвигов совершил, животом рисковал, а слава вся какому-то ироду поганому Илье Муромцу, что б его, досталась. За что про что? На каких, в конце концов, основаниях?

А все этот летописец, как же его… даже имени не вспомнить. Вот кабы встретился он кузнецу… Ох и навалял бы ему Степан, ох и навалял бы!

— Гей, иди быстрей, Буцефалушка, смеркается уже…

Буцефал недовольно застриг ушами, но скорости все-таки прибавил.

Колупаев горько усмехнулся и принялся от тоски рассуждать вслух, обращаясь к собственной лошади:

— А что как мне, Буцефалушка, этого мерзавца сыскать? Ну, летописца ентова, по непонятному почину меня славой народной обделившего. Найти и заставить все заново переписать по правде, по совести. Мол, вот он настоящий богатырь расейский, Степан свет Колупаев, погубивший Змея Горыныча и Кощея Бессмертного в бегство трусливое обративший…

И кузнец серьезно задумался. Чудно было, отчего ему раньше в голову сия простая мысль не забредала. Взять и все исправить.

— Хороша мысль, добрый молодец! — внезапно раздалось прямо за спиной Колупаева. — Но не все так просто, как тебе кажется…

Степан аж подпрыгнул на козлах повозки, будто ужаленный. Буцефал дернулся и, резко остановившись посреди дороги, испуганно скосил выпуклый глаз на телегу.

Колупаев обернулся.

Из-под медвежьей шкуры торчала всклокоченная голова незнакомого белокурого юноши. Юноша был розовощекий и на удивление наглый.

Кузнец снял с пояса хлыст:

— А ну отвечай, кто таков и почто ко мне в телегу забрался, а то…

Незнакомец сладко потянулся и нехотя выбрался из-под шкуры. Угроза Степана никакого впечатления на него не произвела.

— Да спрятался я в твоей телеге. Совершенно случайно спрятался, да и прикорнул малость. Прости, брат русич, виноват.

— Кто таков? — по-прежнему не шибко дружелюбно переспросил Колупаев.

— Вольный художник я, — ответил юноша и, достав из кармана красное яблоко, с удовольствием впился в него зубами. — Лукой Пырьевым зовут.

Кузнец с неудовольствием узнал в яблоке часть своего полдника из седельной сумки.

Однако нагл был этот безобразник до неприличия.

— Художник по какой части?

— По женской, — довольно ответил Лука. Степан прищурился, оценивающим взглядом обозревая юношу. В меру смазлив, опрятен, в общем недурен. Все портила лишь высокомерная усмешка, не сходившая с его губ.

— Больше мне в той деревне делать нечего, — решительно сообщил Лука; — Жену местного воеводы я соблазнил — это раз, девок деревенского старосты попортил — это два, ну и кое-чего еще там было… это три…

— Экий ты орясина! — возмутился Колупаев. — А ну пшел с телеги, я тебя возить тут не нанимался.

— Спокойно, кузнец, не кипятись, — примирительно сказал Пырьев. — Я, если ты не знаешь, сын самого князя Сиверского Буй-тура Всеволода от половецкой княжны Гюльчитай свет Кончаковны.

— Да ну?!!

— Вот тебе и «да ну». — Скорчив гримасу, Лука отбросил в сторону маленький огрызок. — Сбежал я от папочки. Хотел он меня своим преемником сделать, князем значит, скукотища-а-а-а.

— Ну а ты чего же?

— Чего-чего. Не этого мне в жизни всегда хотелось. Так уж вышло, что слаб я оказался с младых ногтей до женского пола.

— Ну на это мы все, мужики, горазды! — усмехнулся Степан, поглаживая окладистую бороду.

— Все да не все, — огрызнулся Пырьев. — Вот я, например, и дня прожить не могу, чтобы какую-нибудь молодку не соблазнить.

— Околдовал тебя, может, кто? — предположил Колупаев.

— Может, и околдовал, — согласился с ним Лука. — Что теперь уж говорить.

И немного подумав, нараспев прочитал:

Крылатый мальчик пару раз

Пальнул по мне из лука,

Но получил синяк под глаз,

То пацану — наука!

— А ты, однако, ко всему еще и пиит! — искренне восхитился кузнец.

— Есть немного, — согласился Лука. — Ладно, спасибо, что укрыл в своей телеге, а то… порешил бы меня воевода. Я едва ноги унес…

И с этими словами юноша ловко спрыгнул с повозки.

— Дам-ка я тебе напоследок совет… — Степан удивленно взметнул густые брови: